— Спасибо за предоставленный кредит, но я не могу им воспользоваться, Эй! Жанетта! Стакан рому и букет цветов за мой счет для прекрасной дамы… Целую ручки,сударыня.
Они ушли. Но и на улице продолжали слышаться стенания Иветты:
— Не ходите, господин Голубь…
1
Однако господин Голубь пошел.
Достаточно было издали бросить взгляд на "Бригитту», чтобы понять: Иветта не преувеличивала. На этом суденышке опасно отправляться даже на короткую прогулку. А ему предстояло в течение многих месяцев бороздить морские просторы. Час спустя Голубь обо всем договорился с капитаном. Через четыре дня они отплывают в Гавану и по Панамскому каналу выходят в Тихий океан. Вернутся в лучшем случае через год.
— Скажи, — спросил такелажник, когда они опять сошли на берег, — почему ты сразу же согласился, как только услышал, что плавать на нашем судне опасно? Ты что, смерти ищешь?
— Ни в коем случае! — немного испуганно воскликнул Голубь. — Просто люблю рисковать.
Ого! Надо быть осторожнее, подумал он. В одном из кафе он написал матери и сестре письмо. Его вдовая мать и четырнадцатилетняя сестра Анетта жили в богатом квартале Парижа, в заложенном-перезаложенном фамильном особняке. Их светские знакомые даже и не подозревали, что молодой Аренкур поет в трактирах Марселя и именно из его заработков черпаются средства на скромное содержание всеми уважаемого, изысканного аристократического дома.
Аренкур был воспитанником морской академии. Его и там любили, поскольку некоторые люди словно для того и рождаются на свет, чтобы их любили все. Однако такие мрачные субъекты, как морской инспектор маркиз Лотон Траси, непреклонно противятся любому обаянию. Лотон Траси в полном одиночестве жил на своем винограднике в окрестностях Лиона и по временам на несколько дней появлялся в академии или на учебном судне, чтобы, грозя костлявым пальцем и сурово хмуря на морщинистом высохшем личике мохнатые брови, читать нотации.
Кадеты жили из-за него в постоянном страхе. Преподаватели тоже не питали к нему особой любви. Однако благодаря высоким семейным связям он мог не сомневаться, что последний миг застанет его на каком-нибудь торжественном параде, а не на заслуженном отдыхе. То, что вышло иначе, заслуга Аренкура, которого инспектор после учебных маневров лишил очередного повышения в звании.
В тот день Аренкур весело заявил в спальне:
— Старик Траси не оправдал моего доверия. Я его увольняю в отставку.
— Дурак ты, — рассудил один из кадетов, и не без основания.
