Я становлюсь циником и очень приземленным человеком, призналась она самой себе и поморщилась, но ведь все, кто хочет продать, вынуждены свой товар показывать, как говорится, лицом, и тут ничего не поделаешь. Только тогда можно рассчитывать на успех. Если судьбе угодно, чтобы она попала в силки, расставленные Роганом, то теперь уж она никогда не простит себе, если вернется домой, потерпев поражение.
Так она беседовала сама с собой, одновременно делая наброски с того, что видели глаза и что станет, быть может, прообразом будущих работ. Беседовала и никак не могла успокоиться: мысли о грядущем обуревали ее.
Возможно, участь неудачника у нее в крови, и впереди те же разочарования, что у ее любимого отца. Или у нелюбимой матери.
Она так сосредоточилась на работе, на своих тягостных мыслях, что вздрогнула и не могла сдержать раздражения, когда дверь в комнату резко распахнулась.
– Кто еще там? – вырвалось у нее. – Закройте, пожалуйста.
– Это я и хочу сделать. – Роган вошел и прикрыл дверь. – Могу узнать, чем вы тут занимаетесь?
– Изобретаю велосипед! Разве не видно? – Не выносящая, чтобы ей мешали, да и не привыкшая к этому у себя в мастерской, она, возможно, забыла, что находится совсем в другом месте, а потому совершенно искренне спросила:
– А вы что здесь делаете?
– Мне до сих пор казалось, – смиренно ответил Роган, – что галерея вместе с кабинетом принадлежит все-таки мне.
– Я тоже помню об этом. Не дают забыть служащие, при каждом удобном случае упоминающие ваше имя. «Мистер Суини сказал так», «Мистер Суини сказал этак».
Разговаривая с ним, она не переставала работать кистью, нанося краску на рисунки.
Роган перевел взгляд с лица Мегги на ее руки и остолбенел: его любимый письменный стол был завален испачканными краской газетами, какими-то дощечками, заменяющими палитру, кистями, карандашами, тюбиками с губной помадой. И пахло тут, если ему не изменяет обоняние, скипидаром и мокрой золой.
– Вы безумная женщина! – воскликнул он. – Знаете ли вы, что этот стол эпохи Георга II?
– Отличная штука! – довольно сказала она, не поднимая головы и без всякого уважения к эпохе и к покойному королю. – Но вы заслонили свет. Отойдите, пожалуйста. А что касается стола, я его хорошо защитила. Под газетами лежит пластик.
– Тогда вы просто молодец. – Он погрузил пальцы в ее спутанные волосы, приблизил ее лицо к своему – так, что они чуть не столкнулись носами. – Если вам не хватает настоящего мольберта в этом чертовом хаосе, я скажу, чтобы его для вас нашли.
