Хольгер уселся и стал чистить ногти концом меча. Ему пришло в голову, что магниевый кинжал Альфрика может произвести тот же эффект, что и солнечные лучи. А может, и нет. Мощность излучения наверняка окажется недостаточной. Однако, если дойдет до драки нужно все же испробовать Пламенно Острие. Хольгер отметил, что различает силуэт гиганта, хотя от костра остался только пепел.
– В моей стране такие загадки загадывают друг другу дети, – сказал он.
Вот это была чистая правда. Но уязвленное «эго» Беламорга позволило Хольгеру выиграть еще несколько минут – пока великан ворчал и ругался. Но вскоре он, гневно урча, с головой погрузился в размышления.
Хольгер сидел, не шелохнувшись. Алианора и Гуги лежали словно каменные. Даже Папиллон замер. Все взоры были обращены на восток.
Небо поголубело.
Минула частица Вечности, прежде чем великан грохнул кулаком оземь и уставился на них.
– Сдаюсь, – проворчал он. – Солнце меня жжет. Пора искать убежище. Какова отгадка?
Хольгер встал:
– А почему я должен тебе ее выдавать?
– Потому что я так хочу! – колосс тоже встал, топнул ножищей и ощерил зубы: – Говори, иначе я эту девчонку в лепешку растопчу!
Хольгер изготовил меч.
– Ну хорошо, – сказал он. – Ответ – трава.
– Но у травы нет колес!
– Вот насчет колес я немножко приврал, – сказал Хольгер.
Гнев рванулся из Беламорга оглушительным рыком. Великан бросился на рыцаря. Хольгер отскочил подальше от Алианоры. Если удастся удержать гиганта в помрачении от гнева еще минут пять, а самому уцелеть, то…
– Цып-цып-цып, а вот и не поймаешь!
Беламорг пытался сграбастать его ручищами. Хольгер что есть силы взмахнул мечом и отрубил ему кончик пальца. Потом он прыгал, уворачивался, приседал, колол мечом, ругался, разжигая ярость великана, жадно хватал полной грудью воздух в редкие мгновенья передышки.
Когда первые солнечные лучи коснулись великана, Беламорг взвыл. Такого вопля муки и ужаса Хольгер в жизни не слышал. И побежал прочь от корчившейся туши, устрашенный страданиями, в которых сам же был повинен. Великан так грянул оземь, что подпрыгнули ближайшие валуны, завыл, с ним происходили чудовищные превращения. Потом все стихло. Лучи восходящего солнца озарили длинную глыбу гранита, сохранившую отдаленное сходство с человеческой фигурой, покрытую кое-как сметанными шкурами.
Хольгер рухнул на колени. В ушах у него еще стоял этот вопль.
Когда он пришел в себя, голова его лежала на коленях Алианоры. Ее волосы, ее слезы ласкали его лицо, словно потоки солнечного света.
