Поведение детей становилось все более разумным, — не глядя друг на друга, они переговаривались почти беззвучно:
— Здесь могут быть подслушивающие устройства.
— В любой комнате могут быть.
— Прежде всего, нам нужно разобраться в людях.
— Придется обшарить весь остров.
— Читать все, что удастся найти.
— Спрашивать.
— Думать.
Он прилег на кровать, прижал губы к ее уху и выдохнул, так, словно делился чем-то сокровенным с собственной душой:
— Только не стоит начинать прямо с Хозяина. Начать надо с когонибудь, кто попроще.
Она начала поворачиваться — украдкой, словно за ними следили, и поворачивалась, пока не уткнулась ртом в его ухо.
— Давай начнем с Пинки.
— Почему?
— Мне кажется, он добрый.
— А как?
— Просто подружимся с ним.
Вытянувшись в постели, Никки ощущал покой и блаженство оттого, что сестра снова вернулась к нему. И только совсем перед тем, как сон одолел его, в мозгу мелькнула неприятная мысль. А что если Хозяин сумеет опять все повернуть по-прежнему, — едва только снова пошлет за ней?
— Что толку разговаривать с Пинки, когда он немой?
— Может, он писать умеет?
— Фью-ю!
Выяснилось, однако, что у негра просто шариков в голове не хватает.
Он замечательно разбирался в сложных механизмах, и был, возможно, одним из лучших в мире часовщиков, почему его и держали на Роколле, но, похоже, никаких представлений, более сложных, чем те, что присущи ребенку, у него не имелось. Джуди оказалась права, он действительно был добрым человеком.
— Пинки, куда подевался твой язык?
Пинки красивым наклонным почерком, какой можно увидеть в старинных прописях, написал на грифельной доске: «Пропал».
Детям как-то не захотелось спрашивать, кто к этой пропаже причастен.
— А с чем это ты возишься?
Он с гордостью показал им маленькие выпуклые локаторы, но, как выяснилось, и понятия не имел, для чего они предназначены.
— А майор авиации Фринтон — он кто?
Некая боязнь мешала им задавать более существенные вопросы.
Пинки написал: «Хороший».
Джуди внезапно спросила:
— Кто украл Шутьку?
Об этом он знал, потому что похитителю приходилось обращаться на кухню за едой для собаки. Повизгивающим мелком он написал: «Доктор».
И словно вызванный заклинанием, явился Доктор.
— Ага! — сказал он, первым делом бросив взгляд на доску. — Упомяни в разговоре ангела и ты услышишь, шелест его крыл! С добрым утром, с добрым утром, с добрым утром. А почему это наши детективы произносят имя целителя всуе? Нет-нет, не надо отвечать. Это лишь шутка, уверяю вас. Ни малейшего осуждения. Друзья Трясуна Мак-Турка имеют полное право обсуждать его сколько душе угодно, в сущности — это честь для него, к которой он относится более чем чувствительно — или чувственно, как правильнее сказать? Но могу ли я осведомиться, в чем состоял ваш столь лестный для меня вопрос?
