Коле понравилась обстановка. Аскетическая, но стильная. Стол, кресло, стулья, зеркало, в углу бюст какого-то мордатого плешивого полководца. В другом углу — полковое знамя!
Напротив двери, в которую вошел Коля, была другая. Она распахнулась, и в кабинет буквально ворвался толстый темнолицый человек, захлопнул за собой дверь.
— Барон Николас? — то ли спросил, то ли сказал он. — Рамштайнт.
Лавочкин снова глянул на бюст. Мордатый полководец оказался Рамштайнтом.
Хозяин указал на стул, сам бухнулся в кресло. Солдат сел.
— Я был вынужен обыскать ваши вещи. Не сердитесь, — проговорил король тоном, отметающим всякие апелляции. — Естественно, ознакомился с бумагами, подтверждающими ваш титул. Признаться, я не верю документам, ведь они часто попадают в случайные руки. Но я верю своему другу, — Рамштайнт кивнул на долговязого, — а он редко ошибается в людях. Как вы подтвердите свою личность?
На этот счет Коля имел заготовочку.
— Я могу показать вам силу знамени, — сказал он. Рамштайнт спрятал удовлетворенную улыбку, наклонив голову.
— Логично. Но, насколько я понимаю, вы способны запросто исчезнуть, а штандарт сейчас принадлежит мне. Кстати, не пытайтесь дергаться: мой помощник отлично колдует без всяких штандартов.
«А никто и не обещал, что будет легко, — подумал Лавочкин. — Как бы извернуться?»
— Давайте рассуждать здраво, — начал он. — Скорее всего, ваши специалисты попробовали использовать мое знамя и потерпели фиаско. Большинство из них попросту заявили, что оно не является магическим.
— Вы правы.
— А по свидетельствам очевидцев, Николас исчезал, перемещал предметы и творил прочие фокусы, так?
— Так.
— Прочим людям знамя не подчинялось.
— Ну.
— Если оно заработает в чьих-либо руках, следовательно, это руки Николаса.
— Можно принять и это утверждение, хотя… Ну, пусть будет так.
— Итак, если я попробую продемонстрировать вам волшебство знамени и не преуспею, то я самозванец. Если у меня получится, то я — барон Николас Могучий.
— Не повторяйтесь.
— Это важно. Я дворянин. Дав вам слово не исчезать, я его сдержу.
Рамштайнт рассмеялся, тряся обвисшими щеками.
— Ну, молодой человек, спасибо — потешили! Я начал резать глотки, когда мне было двенадцать лет. На своем веку я повидал много грязи и чертову уйму чудес. Только вот беда: среди них не встречались дворянe, верные данному обещанию.
— На столе лежит книга, написанная начальником специального королевского полка Вальденрайха господином Шпикунднюхелем, — невозмутимо сказал Лавочкин, копируя по памяти холодный аристократизм графини Страхолюдлих. — Это лучшая рекомендация моих качеств. Меня, честно говоря, развлекает ситуация, когда человеку моих достоинств приходится убеждать господина, начавшего убивать в двенадцать лет.
