— Раздевайся, — сказала она.
— А ты?.. — Солдат принялся подбирать слова, обозначающие «Ты уже иди, да?»
— А я тоже разденусь, не волнуйся, — ответила гномиха.
Лавочкин начал понимать, в какую сторону развиваются события. Пфердхен, конечно, женщина симпатичная, но очень уж маленькая: чуть ниже его пояса.
«Дурной вариант, — подумал парень. — Я будто этот… Ну, в „Лолите“… с мелкой… А тут еще Марлен… Ерунда какая-то!»
— Если я правильно догадываюсь… — промямлил он.
— Правильно, правильно, — проворковала Пфердхен, расстегивая платьице.
— Тогда, прости, ничего не получится.
— Ты повредился в бою?
— Н-нет.
— Болеешь?
— Нет.
— А что? — нетерпеливо спросила гномиха.
— Я дал обет.
— Ха! Я тоже дала обет. Я дала — я взяла.
— Нет, я так не могу. Понимаешь, ты…
— Я что? — гневно взвизгнула Пфердхен. — Я маленькая, да? Говори!!!
И тут из соседней комнатки донесся детский плач.
— Это кто? — Коля вытаращился на стену.
— Племянничек. Разбудили мы его, — досадливо сказала гномиха. — Побегу за сестрой.
Она зашагала к двери,
— А мне что делать?
— Ничего. Жди!
Пфердхен выскочила в коридор.
Солдат почесал затылок, слушая «А-а-а-а! Уа-а-а-а!!!». Ребенок не умолкал, вопли были душераздирающими.
— Ну и нравы, — пробормотал Лавочкин. — Детей в люльки — и на пир!
Он зашел в комнатку, где стояла крохотная колыбель. В ней ревел грудной гномик — маленький розовенький пупсик.
Коля осторожно взял ребенка на руки. Точнее, на одну. Второй стал размахивать, привлекая внимание плаксы. Тот заинтересовался. Притих, следя за болтающимися пальцами.
— Вот… Умница. Баю-баюшки-баю… — заговорил Лавочкин. — Спят усталые игрушки… Книжки спят… Одеяла и подушки ждут… Уй-я!!!
Гномик проворно согнулся и цапнул солдата за большой палец.
Жертва детского вероломства уложила преступника обратно в люльку.
— Блин… Больно-то как! До кровищи… Неужели у тебя уже есть зубы?!
Грудничок рассмеялся, показывая два передних зубика.
— Ржешь еще… — обиженно сказал Коля, вытирая и зажимая ранку. — Ну ни хрена у меня не получается с вами, детьми!.. То загипнотизирую, то усыплю не там, где нужно. Ты вот кусаешься…
Притопали Пфердхен с сестрой. Мать мельком взглянула в люльку.
— Хм, порядок, — сказала она и пропела:
Спи, усни, закрывши глазки, баюшки-баю,
И не мучай понапрасну нынче мать твою.
Она провела ладонью по лицу малыша. Тот сомкнул веки и мерно засопел.
— Так, Пфердхен. — Мамаша ткнула пальцем в грудь сестры. — Опять кричала во время?.. Хотя вы оба одеты… Но в любом случае, я тебе сколько раз говорила чтобы ты вела себя тихо? Николас, прошу вас, вы человек сознательный… Не позволяйте этой бесовке, как бы сказать… В общем, не надо близости в нашем доме, хорошо? А то она верещит — уши закладывает. И вам неприятность, и мальчонку моего разбудите.
