Только в середине февраля он вырвался в Россию. «Вакханалия арестов, обысков, облав…» — пишет он. 10 февраля арестован Свердлов. Примерно в это время в газете «Луч» появилась заметка, анонимный автор которой намекал на то, что депутат Государственной Думы большевик Малиновский — провокатор. Иосиф, сам в свое время немало пострадавший от подобных слухов, самозабвенно защищает товарища. Знал бы он, кого защищает…
На этот раз он не хотел быть арестованным, но и на старуху бывает проруха: он, опытнейший конспиратор, делает роковую ошибку. На Калашниковской бирже проводится благотворительный бал-маскарад, на котором, естественно, присутствует весь революционный бомонд. Кто-то пригласил туда Иосифа, и тот пошел, несмотря на то что полиция с ног сбилась, разыскивая его. Не исключено, что пригласившим как раз и был депутат Госдумы Роман Малиновский, самый высокооплачиваемый провокатор Охранного отделения. В самый разгар концерта на бал явилась полиция. Агент указал на человека, сидевшего за столом вместе с несколькими депутатами Государственной Думы — впрочем, присутствие депутатов не помешало аресту. Так Иосиф попал в руки полиции, и на этот раз — надолго. После его ареста лидером Русского Бюро стал Малиновский. А Сталин и несколько ранее арестованный Свердлов были высланы в Туруханский край.
Как ни описывай жизнь Кобы в последние пять лет, все равно не отделаться от впечатления, что она была совершеннейшей суетой. Те дела и заботы, которые в 1905 году выглядели разумными и целесообразными, все больше напоминают бессвязные картинки, мелькающие за окнами поезда. Выборы… Куда выбирать, зачем? Что могут большевики в Думе, и что может сама Дума, и чего она хочет, эта Дума, в которой всякой твари по паре? Газеты… О чем в них писать? О мелких политических разногласиях с меньшевиками? Обсуждать животрепещущий вопрос, оставаться ли в Думе, если она идет не туда, куда хотелось бы их партии? Какое это имеет отношение к защите справедливости и разве для того Коба пришел в РСДРП?
Ему было тридцать пять лет, и последние шестнадцать из них он отдал революционной работе. Но революция захлебнулась, и никаких перспектив впереди. «Царство свободы» отодвигалось на неопределенный срок — это в лучшем случае. А в худшем, похоже, становилось миражом. В его ли годы гоняться за миражами?
В последнее время Коба все чаще давал себе передышку. Четыре месяца в Сольвычегодске, два в Вологде — побыть наедине с собой, разобраться в том, что происходит с ним и вокруг него. Но он ничего не успевает — его все время теребят, бомбардируют письмами, снова наваливается политическая и организаторская суета. Иосиф ссутулился, помрачнел, выглядел больным и усталым. Не стало азарта, свойственного ему раньше, жизнь давила, пригибала к земле, затягивала… И вдруг все кончилось. Он ощущал себя выброшенным из жизни, все — Москва, Петербург, Европа — отодвинулось далеко-далеко, куда-то за край земли. А до самого края земли шумела тайга.
