А далее нужно организовать митинг в поддержку… А на созванном пленуме «представители нового руководства выступят с резкой критикой группы контрреволюционных элементов в ЦК КПЧ»… Наметить мероприятия, «компрометирующие их…» как западную агентуру, связанную с сионистскими центрами… И даже (читайте! читайте!) «должен быть распространен на чешском языке призыв от имени „нелегального руководства“ пронацистской… партии…»
На кого же рекомендуют составители Плана опереться в этих действиях? Да все на тех же: некие рабочие отряды, госбезопасность (она поставлена в первый ряд!), народная милиция и некоторые подразделения армии… ОМОНа тогда еще не было.
Причем добавлено: на случай провала разработан план ввода в действие подразделений вооруженных сил…
Ну, тех самых, которые они потом и ввели.
Тот день я помню до мельчайших подробностей. Утром я направился в церковь, а по дороге встретил Владимира Кайякса, он ехал выступать от Союза писателей на площади.
— Подожди меня, — попросил я. — Я буду выступать с вами.
— Прости, но тороплюсь, — ответил он на ходу.
— Ладно, я вас догоню.
Но не все так просто. Жена, как водится, настороже. И почему-то в этот день не ушла далеко гулять. Увидела меня, встала на пути.
— Ты куда собрался?
Я молчу.
— Ты в Ригу собрался? Да?
— Да.
— Зачем?
— Ну, как зачем… Ты ведь понимаешь…
— Нет. Я тебя не понимаю, — говорит она твердо.
— Но мне, правда, нужно… — бормочу я.
— А ребенка, случись с тобой несчастье, кто будет воспитывать? Ты подумал?
— Да ничего же не случится!
— Это ты так думаешь… А омоновцы думают совсем иначе! Нет! Нет! Никуда не поедешь, ясно?
И, все-таки, заручившись поддержкой двух моих друзей, они стали и моими соратниками по баррикадам, Валерия Блюменкранца и Леонида Коваля, я еду.
Сперва на электричке, потом до центра уже пешком.
В день Крещения даже баррикады в такой праздник кажутся праздничными: санитары, повара, медсестры, рабочие, натягивающие колючую проволоку… Один из них перевязывает пораненную руку… А на рукаве его приятеля начертано: «Москва, пожалуйста, не посылай нам больше убийц!» Выступают бродячие артисты, скоморохи, исполняют политические частушки, жаль, конечно, что не знаю языка. Народ, окруживший их, громко хохочет.
А рядом читает стихи поэт, кто-то, не скрывая слез, плачет.
— Если бы Горбачев видел эти лица, — произносит Валерий. — Он бы не назвал их экстремистами, он бы понял все…
Валерий немного идеалист, и в силу доброты он всех желает видеть такими же добрыми, как он сам.
