Тихая Балтия. Латышский дневник | страница 83



Крестными нашими, по случаю, оказались Инна Громова и поэт, он же знаменитый актер Владимир Рецептор из Ленинграда.

Это позволило одному из литераторов-русофилов произнести, а мне потом передали: «Приставкин плюнул в душу русского народа тем, что он взял в крестные отцы еврея…»

Я попросил передать этому блюстителю чистоты русской крови, что я «плюнул в душу русского народа» дважды, ибо и крестная мать — тоже еврейка…

В эту дубултскую церковку пришли мы с женой и ребенком в День Крещения, чтобы поставить свечку перед Распятием в память убиенного омоновцами шофера…

И литургию заказали.

Я рассматривал сверкающий от позолоты алтарь, вдохновенное лицо отца Ивана, пламя свечей, колеблемое движением воздуха от массы проходящего народа, и вдруг подумал с отчаянием, что и сюда, в мирную божью обитель, где мы еще могли остаться наедине с Всевышним, добралась страшная баба — политика. А это означает, что наши дела плохи. Очень плохи. Ведь именно здесь, перед открывшейся душе вечностью, должны затихать страсти и умиротворяться жестокие порывы, которые мы тащим с улицы…

Не случайно же именно рижские православные священники выступают сейчас за миротворение в стране… Они ведут себя спокойно и достойно, обращаясь к русскому населению и призывая его к миру в душе своей и к большей терпимости друг к другу.

Когда исчезнет вражда и остынут страсти, и люди, наконец, смогут оглянуться и понять, какими они во время этих событий были, как бы узрев себя со стороны, пусть вспомнят они своих духовных пастырей-священников и назовут именем кого-то из них, а может, и просто именем церкви, проявившей в эти дни высший гуманизм и ответственность, одну из нынешних улиц… Станций… Площадей…

Церковь это заслужила.

На стадионе в Риге, на уже упомянутом мной сборище Интерфронта, толпа не дала говорить священнику, когда он обратился к ней со словами мира… Она не просто кричала, она визжала, свистела, топала, улюлюкала…

Она не дала ему рта открыть, слово хоть одно произнести. Но вот что я еще увидел: он не озлился и пытался повторять и повторять в микрофон слова об умиротворении, отвечая на каждый рев толпы милой и кроткой улыбкой.

И на вопрос репортера телевидения он так же кротко ответил, что митинговые люди — это не те же самые люди, которых мы видим поодиночке… Там они другие… — Имея в виду, наверное, тех, кто приходит в церковь… Там они и правда другие…

— А здесь, — продолжал он, — ими владеет ложная идея… Вон, как на Нюрнбергском стадионе с фашистами… Они же в экзальтированном состоянии готовы войну объявить всему миру…