— А вы когда-нибудь пьесы писали?
— Нет, — опять ответил я.
Снова пауза. После которой он посоветовал:
— И не пишите.
— Почему? — спросил я.
Он удивился моему нахальству, даже слов не нашел, чтобы ответить. За него сказал майор:
— Но вы же не умеете писать.
— Почему? — опять спросил я.
Их, кажется, стало злить мое упрямство. Майор выхватил у подполковника рукопись, открыл страницу и сказал:
— Тут у вас солдат в госпитале… Ему дают лекарство, а он его выливает в цветок… Это нормально?
— Но он же в шутку.
— Какая же это шутка?
— Ну, конечно, шутка, — защищался я. — Он же там говорит… пусть цветок выздоравливает… Ему даже полезней…
— Вот-вот! — воскликнул обиженно подполковник. — Это ярко выраженное издевательство над военными врачами! — Но герой-то у меня здоров, — напомнил я. — Он случайно в госпиталь попадает. Ему и лекарства-то не нужны.
— Начальству видней, что ему нужно. Не вам его учить.
Они говорили так, будто разговор шел не о пьесе, а о моем собственном поведении в госпитале.
Но так оно, пожалуй, и было. Я взялся писать об армии и уже поэтому был виноват. Они и собрались тут, в кабинете начальника Дома, чтобы, как следует, мне это внушить.
— А вы подумали, — заметил строго майор, — если все солдаты в шутку станут выливать лекарства в цветки, что у нас будет с армией? Мы их лечим, восстанавливаем их боеспособ-ность, а они, значит, будут шутить над своим здоровьем? И вы еще считаете это нормальным?
Вот так, минут десять они доказывали мне, что мой образ мышления, отраженный в моей пьесе, не соответствует уставу, а потом вдруг решили:
— Ладно, пишите… Но пишите так, чтобы ваши герои солдаты поменьше бы шутили, а побольше думали о воинской службе… Об уставе… О воинском долге… Патриотическое воздействие должно быть!
Подполковник добавил благодушней:
— А если нужна лирика там какая-то, пусть они поговорят о доме, как их там невеста ждет…
— Вот! — воскликнул майор. — Она ему письма пишет, а сама посещает его престарелую маму и носит ей лекарства, когда мама заболеет…
— Но он же детдомовец, — напомнил я. — У него нет мамы.
— Ну, тетка. В общем, придумайте. И приносите. Мы прочтем.
Последнее было сказано уже стоя и не без скрытой угрозы.
Я решил больше не искушать судьбу и писать не стал. Я поехал еще раз в Дом офицеров, перелопатил всякие поступающие методические книжки, журналы и нашел то, что надо.
Попалась какая-то пьеса Синельника «Встреча». Из жизни американских безработных. Там, значит, безработный рабочий встречает голодающего мальчика Тодди, который разбил витрину магазина из богемского стекла и украл кусок хлеба… Они оба прячутся, но их разыскивает грозный полицейский.
