— Ладно, перестань, — махнул я рукой. — Новый же Год.
И вспомнил кое о чем. Быстро вернулся к утилизатору, но от моего бокала уже осталась только горстка белой пыли.
— Ничего не поделаешь, — я обернулся к экранам и развел руками. — За тех, кто в пространстве, выпьем в следующий раз.
Ряды зеленоватых, неярко светящихся огоньков ответили подмигиванием. Я кивнул.
— Отлично, — сказал им. — Этого я от вас и ожидал.
Я постоял какое-то время посреди кабины, поглядывая на ванную. Потом шевельнул плечами и повалился в кресло.
* * *
Весной начались дожди. Тем не менее, я надолго покидал базу. Брал с собой автомат. Пока я копался в регистрационных блоках наблюдательных постов, он стоял рядом со мной с излучателем, готовым к выстрелу.
Однажды я переключил запись на фонию. Пустил в движение барабан. Отошел на несколько шагов и спрятался за дерево.
Колокола смолкли. Неожиданно сделалось пусто. В следующую долю секунды поляна ожила.
Искрение на стыках проводов, в зоне досягаемости приемника. Постукивание старых световодов с изношенными лазерными головками. Зернышки песка, сыплющиеся на мамбрану.
Так разговаривают звезды. Той единственной, самой близкой, не удается перекричать остальные. Частички излучения говорят о многом. Мой компьютер, к примеру, знает, что об этом думать. Из какофонии сигналов он нечасто выберет один-единственный звук, одно-единственное прикосновение, чтобы запечатлеть полученную информацию в своей памяти. Из этого получится неплохая книженция. За двадцать лет — несколько. Да пусть хоть даже и одна. Год прослушивания — это слишком много даже для хорошо выспавшихся людей. Я могу спокойно пускать эту музыку, не заботясь, что в записи образуется пропуск. И без того в эту приставку никто не заглянет.
Я ничего не собираюсь выяснить. Меня не касается, на каком году появились эти гости, чьи голоса я слышал. Они ничего не способны дать мне, кроме голосов.
Я почувствовал, как мышцы расслабляются. Перевел дыхание. Оперся спиной о ствол дерева и обрел глазами свою полянку.
Она изменилась. Зелень стала ярче. Глубже проникали солнечные блики, лаская поросли мха и высокой травы, образующей плотный ковер. Я вообразил, что впервые коснулся ногой этой планеты, что еще слышу потрескивание остывающих дюз ракеты.
— Видишь, — сказал я. — Выглядит это вот так. И любой согласится, что приспособиться можно.
Я смочил губы языком и сглотнул слюну. Горло у меня щипало, словно я сутки не пил. Я спрятал лицо в ладонях и како-то время простоял так. Не знаю, когда мои пальцы поползли вверх и заткнули уши.
