Болан вздохнул, допил кофе и участливо спросил:
— Ну, как ты, в порядке?
— Да.
— Вот и отлично. — Болан поставил на столик миниатюрный магнитофон. — Расскажи обо всем.
Все, что можешь вспомнить о Шорти, — с того момента, как он познакомился с девчонкой. Все, что казалось тебе необычным тогда или кажется теперь, после случившегося. Все об этой Супергонке, все, что ты знаешь и о чем догадываешься. Все, что можешь вспомнить об операциях на Блюберд — необычные грузы, странные маршруты и так далее. Готов?
— Готов, — подтвердил водитель. — Но, боюсь, трепаться придется до самого утра.
— Ничего страшного, — успокоил Болан. — Начинай прямо сейчас и оставайся здесь, пока я не вернусь. Не высовывай носа из этой берлоги, никуда не звони сам и не отвечай на звонки.
— Ты уезжаешь?
— Да, ненадолго. До рассвета нужно сделать парочку визитов. Если мне понадобится с тобой связаться, я позвоню три раза подряд, по два гудка каждый. На четвертый звонок поднимай трубку, но не говори ни слова, пока не услышишь мой голос.
— Договорились, — не совсем уверенно сказал Рейнолдс.
Болан надел портупею с «береттой», набросил легкую куртку и сунул в карман несколько запасных обойм.
— Если не возражаешь, я на всякий случай отгоню твой тягач подальше, — бросил он водителю.
— Конечно. — Рейнолдс протянул ключи. — Думаешь, сможешь с ним справиться?
— Как-нибудь разберусь, — ответил Болан, натянуто улыбаясь. — И помни, ковбой, ты остаешься в полной изоляции.
Водитель тихонько вздохнул:
— Не волнуйся.
Болан вышел из домика и несколько мгновений смотрел на звезды, пока его глаза привыкали к темноте. Он был спокоен за Рейнолдса. Всю эту историю с магнитофоном он затеял в основном для того, чтобы у водителя было время придти в себя. К утру он будет готов к бою.
Да, к рассвету он должен понять, куда подевалось его мужество после Вьетнама и почему с тех пор он сделался неудачником. К рассвету, если будет угодно судьбе, на стороне Болана одним солдатом станет больше.
