Собравшись с духом, Лиливин рассказал ему, как новое платье помогло ему проскочить мимо стражей, смешавшись с выходящими богомольцами, и как он проводил Раннильт до ворот ее дома, а затем пробрался за ограду монастыря, спрятавшись среди возвращавшихся в аббатство работников. Он ни словом не упомянул, о чем они разговаривали с Раннильт по пути и о том, что тогда видел, пока сам Кадфаэль не расспросил его с пристрастием.
— Так ты был возле мастерской примерно спустя час после повечерия?
Как известно, ночь — самое подходящее время, чтобы избавляться от своих врагов, а эта ночь была как раз та самая, которая прошла между исчезновением Печа и обнаружением его трупа.
— Да, я подождал, пока она войдет во двор. Знать бы только, как там ее встретили! — высказал Лиливин свою тревогу. — Правда, хозяйка сама отпустила ее на целый день. Надеюсь, что никто на нее не рассердился.
— Хорошо! Раз ты там был, то не заметил ли ты чего-нибудь необычного, каких-нибудь людей?
— Я видел одного человека, который вышел на улицу, — вспомнил Лиливин. — Это было после того, как Раннильт уже вошла в дом. Я стоял напротив, в темной подворотне, и тут Даниэль Аурифабер появился из прохода и пошел налево по улице. Наверно, он скоро куда-то свернул, потому что на обратном пути я его нигде не видел. Я дошел до Кросса, потом шел по Вайлю, но его больше не встретил.
— Даниэль? Ты точно видел, что это он?
Уж больно быстро этот молодой человек появился сегодня! Едва заядлые зеваки увидели с моста, как привезли в лодке тело, он уже был тут как тут. Уж очень бойко он сразу сунулся вперед выступать от имени тех, кто не долго думая спешил свалить на голову чужака вместе с прежними еще и новое обвинение, отмахнувшись от уверения, что тот все это время просидел в укрытии.
— Ну конечно! Его нельзя было не узнать! — Лиливин был удивлен, что брат Кадфаэль так этим заинтересован. — А это важно?
— Может быть. Пока об этом еще рано говорить. Одну вещь ты мне не сказал, — серьезно продолжал Кадфаэль. — Я не думаю, что ты такой несообразительный, чтобы тебе самому это ни разу не пришло в голову. Когда ты вышел отсюда и никто не забил тревогу, то впереди у тебя была целая ночь, ты мог ведь уйти далеко от своих обвинителей. Неужели у тебя не появилось искушения?
— Она тоже меня уговаривала, — сказал Лиливин, улыбаясь воспоминанию. — Она долго убеждала меня бежать, пока не поздно.
— Почему же ты не убежал?
«Потому, что она на самом деле этого не хотела, — подумал Лиливин, почувствовав, как, вопреки всем горестям, у него радостно забилось сердце, — и потому, что если она когда-нибудь вернется ко мне, то встретится не с преступником, подозреваемым в грабеже, а с человеком, которого перед всеми признали невиновным».
