— Браво! Брависсимо! — Карчинский захлопал в ладоши. — У вас отменный вкус, Леда. Я взял этот сюжет у Пен Самбека [13]. Я рад, что вы обратили на эту картину внимание, это то немногое, чем я могу по праву гордиться.
— Ладно уж, не скромничай, — проворчал упорно молчавший до этого Герт. — А то у тебя мало хороших работ?
— Хороших немало, — спокойно кивнул Карчинский, — но отличных… А эта одна из них, скажу без ложной скромности. А как вам…
Договорить он не успел, потому что в дверь настойчиво постучали. Художник надменно бросил:
— Я занят. — И снова повернулся к нам:
— На чем я остановился?
Но стук раздался снова, дверь приоткрылась, и тихий вышколенный голос торопливо позвал:
— Владимир Иванович.
— В чем еще дело? — Карчинский раздраженно двинулся к двери. — Одну минуточку.
В течение нескольких минут мы слышали его барственный голос, который распекал нерадивого слугу. Тот, видимо, тихо оправдывался, потому что хозяин продолжал метать гром и молнии. Наконец начальственная выволочка подошла к концу, и Карчинский, пылая праведным гневом, появился на пороге комнаты.
— Прошу меня извинить, — сказал он. — Возникло некоторое недоразумение, и я должен спуститься в зал, чтобы все уладить. Черт возьми! — сорвался он. — На что только я держу этих дармоедов, если все вопросы приходится улаживать самому. Поэтому, — добавил он уже тише, — мне придется ненадолго вас покинуть.
— Нам тоже уже пора. — Я встала. — Приятно было с вами познакомиться, Владимир Иванович. Надеюсь, что вы не откажетесь дать интервью нашей газете?
— Конечно, конечно, дорогая Леда. — К художнику вернулось его хорошее настроение. — Оставьте телефон, чтобы мы смогли договориться о встрече. И давайте встретимся в ближайшие дни, потому что на следующей неделе у меня открывается выставка в Москве, и я должен буду уехать.
— Хорошо, — я кивнула и протянула ему листок блокнотика с торопливо нацарапанными телефонами. — Верхний рабочий, — пояснила я, — а нижний домашний.
— А звонить вам можно в любое время? — вкрадчиво поинтересовался художник. — Я, бывает, долго не могу уснуть.
— Даже если я уже буду спать, то непременно проснусь и отвечу вам. — Я постаралась ответить скромно, без вызова и издевки.
Художник, видимо, оценил мои старания. Он спрятал листочек в карман и распахнул дверь:
— Прошу.
Карчинский торопился, но все же не преминул рассказать нам несколько забавных историй, случившихся с его знакомыми в стенах галереи.
Когда мы вошли в зал, то я очень удивилась. По моим представлениям, выставка уже давно должна быть закрыта, но, видимо, это обстоятельство не слишком смущало собравшихся в зале и говоривших на повышенных тонах людей. Карчинский сразу направился к многочисленной группе. Как оказалось, заправлял всем невысокий плотный мужчина с коротко стриженной головой, сидящей на толстой шее. Дорогая одежда и властные манеры наводили на мысль, что это криминальный авторитет, но одного взгляда на одутловатое лицо с сизыми щеками и набрякшими веками, которые скрывали весьма проницательные глаза, хватило, чтобы узнать самого известного в городе банкира Ивлева, депутата городской Думы и закадычного друга питерского губернатора.
