Праведные стонхильцы, несомненно, опаснее закоренелых грешников. Не найдя в соседе своих добродетелей, пуритане так огорчаются, что готовы его застрелить. Катарина Гэмидж была столь же опасна, но она оказалась уязвимой. В ней теплилась женская доброта, благодаря которой я смог сделать нужные шаги Мне помогло и стихийное развитие событий, а я помог ему. По-видимому, уже до меня идея переселения носилась в воздухе. Так или иначе, Стонхилл с грохотом сорвался с места — мятежный, мелочно расчетливый, раздираемый религиозными склоками — и длинной вереницей фургонов потянулся в Плимут, чтоб погрузиться на борт «Красивой Мэри».
Если у меня и были сомнения насчет пригодности стонхильцев к выполнению великой задачи, они рассеялись на первом же отрезке пути. Дороги, как всегда, кишели «потрошителями». HP проехали мы и двадцати миль, на отставшие фургоны было совершено нападение. Грабителей легко осилили, обезоружили и… ограбили до нитки. Сняв с них все до белья, молодцы из Стонхилла с постными рожами посоветовали им «как можно скорей обзавестись приличной одеждой и подумать о спасении своих душ». А затем разбойников с благословениями отпустили на все четыре стороны.
Почти то же самое повторялось в каждой гостинице, куда мы сворачивали по пути. Благочестиво возводя очи Вверх, стонхильцы запускали ищущие руки во все, что не имело крепких запоров, и громко молились о ниспослании милостей неба на хозяев, заимствуя овес для своих лошадей. Богатые переселенцы тоже не платили ни пенни, а забирали многое, потому что смело договаривались с хозяевами о поставках им рыбы, табака и всякой всячины из Америки. Умней было бы подумать, как не помереть там с голоду. Но такова уж натура пуритан. По дороге в ад они заключали бы сделки с сатаной.
Вскоре нам повстречался шериф графства Корнуол с вооруженной свитой. У него имелся приказ, подписанный наместником, лордом-лейтенантом, о задержании леди Лайнфорт, и он долго изучал списки переселенцев, представленные мистером Уорсингтоном. Леди в списках не оказалось, поскольку она в мужском платье давно отплыла в Плимут. Шериф разразился проклятиями, а его помощники только улыбались в бороды. И шериф отпустил переселенцев, выразив горячую надежду, что корабль с ними «потонет в самом глубоком месте».
Вот и все напутствие, которое мы получили от властей.
Портовый город для меня начинается со щетины мачт, которыми он окаймлен, с гула прибоя, который скоро перестаешь слышать, как тиканье стенных часов. Ну, а скособоченные таверны, шаткие мостки с прорастающим сквозь них чертополохом, круглые валуны, неожиданно поражающие белизной в зелени переулков, плимутские сады с их глухими, затененными оградой уголками, горы рассыпающихся без клепок бочек возле пакгаузов — все это воспринимается лишь как тылы огромного движения, синяя граница которого твердо прочерчена в промежутках между домами и обозначена гремящим словом «океан».
