Что такое одержимость в человеке, откуда она? Нам знать не дано, Может, это зов далеких звезд, на которых записана наша судьба? Или повеление скучного кальвинистского бога, который, как расчетливый купец, все исчислил наперед? Так или иначе, к тридцати моим годам то, что разрозненно бродило во мне: дерзость невежды, любопытство, желание «вскрыть мир, как устрицу, своим мечом» — объединилось в одно неистовое стремление, имевшее точный и постоянный адрес: Вест-Индия, она же Новый Свет, она же Виргиния, или Новая Англия, — тогда эти названия не различали.
Паренек, которого я встретил на берегу Ла-Манша, поразил меня своим видом. Независимо задрав подбородок, он шествовал вдоль берега. Достоинство его осанки было прямо-таки загадочным, если учесть веревку на его шее, конец которой находился в руках одного из самых отпетых негодяев с палубы «Морского коня».
Когда я насмерть схватился с пиратом, юноша не убежал. Нет, он остался и перенес мои объятия с холодным недоумением — белобрысое и длинноногое воплощение страны, с которой я так долго был разлучен. Веснушки пылали на круглой физиономии, а глаза были того неласкового оттенка, который присущ куску льда на изломе. Едва мы познакомились, он дал понять, какая для меня честь — общение с ним, клерком захудалого манора. Он невыносимо чванился своим свободным происхождением, объяснялся в антипатии к ведьмам и с почтением отозвался о своей леди, чье имя голландские газеты упоминали в неразрывном сочетании со словами «пеньковая веревка».
Как я понял впоследствии, в одном Бэке Хаммаршельде умещался весь Стонхилл — идиллический уголок старой Англии, где когда-то процветал черный промысел на отходах кораблекрушений. Но и теперешние нравы представляли собой сочетание занудливых добродетелей с разбойничьими традициями и изуверскими предрассудками. Обыватели Стонхилла никогда не упускали случая вцепиться друг другу в глотки — следовательно, оставалось направить их злобную энергию в нужное русло. Для этого не хватало только меня.
Да, именно для этого в дырявом кожаном колете солдата я исходил всю Европу, для этого томился в плену — все для того, чтоб родной зеленый остров стал рисоваться мне как корабль, готовый отплыть в Новый Свет и основать там мою Утопию!
Нет, сама Англия отнюдь не казалась мне Утопией. Это была конечно не гордая и нищая Испания, которую моя страна победила сорок восемь лет назад, не Франция с ее превосходной армией и одичалыми крестьянами, не сытая Голландия, морской извозчик Европы, с ее бесчисленным флотом и печатными станками. Скорей всего Англия походила на Стонхилл, который встретил меня с ружьем в руках.
