– Великолепное, наилучшее средство от всех наших недугов, – подхватил Бринсли.
– Великолепное средство от всех наших недугов, – откликнулся дядя. – Прекрасно сказано. Итак...
Он простер руку в прощальном жесте.
– Берегите себя, – сказал он. – Берегите и не ходите в пальто нараспашку. Смотрите не загриппуйте.
С нашей стороны прощание было столь же учтивым. Дядя вышел из комнаты с довольной улыбкой на лице, но не прошло и трех секунд, как он уже снова был тут как тут, насупленный и суровый, застигнув нас, едва мы собирались расслабленно перевести дух.
– Так вот насчет Братьев, – вполголоса обратился он к Бринсли, – позвольте мне сказать вам кое-что.
– Большое спасибо, – ответил Бринсли, – но...
– Не беспокойтесь, – сказал дядя. – Брат Хэнли, тот, что когда-то жил на Ричмонд-стрит, мой ближайший друг. Никакого нажима, вы меня понимаете. Просто шепну ему пару слов. Ближайший друг.
– Что ж, очень великодушно с вашей стороны, – сказал Бринсли.
– Ах, не преувеличивайте, – ответил дядя. – Просто такие уж у меня правила. Великая вещь – иметь друга в суде. А брат Хэнли, скажу вам по секрету, один из лучших... один из лучших в мире. Сплошное удовольствие работать с таким человеком, как брат Хэнли. Переговорю с ним завтра же.
– Только дело в том, – сказал Бринсли, – что я еще не получил степени и диплома.
– Пустяки, – сказал дядя. – Всегда лучше подготовиться заранее. Кто первый откликнулся, тот и призван.
Тут он скорчил такую мину, словно собирался сообщить нам нечто необычайно важное и тайное.
– Разумеется, Орден всегда приглядывается к юношам воспитанным и с характером. Скажите мне, мистер Бринсли, вы когда-нибудь...
– Никогда, – удивленно ответил Бринсли.
– Ощущаете ли вы в себе тягу к религиозной жизни?
– Боюсь, я никогда достаточно об этом не думал.
Бринсли выговаривал каждое слово с трудом, будто преодолевая груз каких-то эмоций.
– Это добрая, здоровая жизнь и особый венец, который ожидает в конце ее, – сказал дядя. – Каждому юноше следует чрезвычайно тщательно обдумать это, прежде чем он решит остаться в мире или уйти из него. Ему следует молить Бога о призвании.
– Но не все призваны, – осмелился вмешаться я.
– Не все призваны, истинно так, – согласился дядя. – Лишь горстка избранных.
Только тут поняв, что заявление исходит от меня, он бросил быстрый, пронзительный взгляд в мой угол, словно чтобы удостовериться в искренности выражения моего лица. Потом повернулся к Бринсли.
– Я хочу, чтобы вы дали мне обещание, мистер Бринсли, – сказал он. – Хочу, чтобы вы обещали мне подумать о том, о чем мы только что говорили.
