Я подозревал, кем он может оказаться.
– Ты что-то понял, Сарт, – Эйнар зашевелился и шумно вздохнул. – Ты всегда соображал лучше меня. Нет, не всегда – но часто. По крайней мере – быстрее. Я уже не слеп, но чего-то еще не вижу… Могу я узнать то, что знаешь ты? Хотя я согласен поверить тебе на слово…
– Можешь, Мифотворец Эйнар. Расслабься, развороши весь тот хлам, что набросал в тебя Дом, и вспомни – кого наши милые Предстоятели убивали всей оравой вот в этой самой комнате? Ты должен вспомнить, Эйн… и тогда он заговорит с тобой, как до того – со мной…
…И я тоже ничего не успел заметить. Эйнар закрыл глаза и открыл глаза. Но это были совсем другие глаза. Еще раз спасибо, Авэк… за одну-единственную комнату в огромном, бесконечном Доме… Как это иногда много, неизмеримо щедро – девять шагов вдоль, семь – поперек… девять шагов передышки.
– Когда мы уходим, Сарт? – без лишних предисловий спросил Эйнар. – Сейчас? И, знаешь – пусть боги дадут нам подольше оставаться такими, какие мы есть.
– Мы уходим сейчас, – у Гро снова прорезался тот бесцветный, скрипучий голос, от которого меня передернуло. – Дом выпустит нас. Он уже знает, что мы скорее разобьем себе головы, чем… Выпустит, и до порога проводит – когда почувствует, что мы идем искать Его Предстоятелей. А мы пойдем искать…
Я знал, что – пойдем. И в первую очередь – лжебиблиотекаря Таргила, Предстоятеля Хаалана-Сокровенного. Единственного, кто…
Единственного.
Я встал, зацепив стол, и с давно увядшего цветка в вазе упал последний сморщенный лепесток. Я взял его и долго вертел в пальцах.
– Одни веселые дороги, – невпопад сообщил я. – И в этом мире полюбил одни веселые дороги.
– А я тоже знаю эту песню, – неожиданно улыбнулся Грольн. – Честное слово, помню…
– Какую? – спросил Эйнар.
– Откуда? – спросил я.
– Не помню… папа пел, что ли… или слышал где… Среди бесчисленных светил я вольно выбрал мир наш строгий, и в этом мире полюбил одни веселые дороги…
Эйнар хрюкнул и совершенно неприлично расхохотался.
– А дальше? – поинтересовался он, отфыркиваясь. – Еще веселее?
– Ведь это было так давно, – я подмигнул Грольну, и мы на два голоса закрутили совершенно немыслимую руладу. – И где-то там за небесами…
Мы сидели, глядя перед собой в неизменные стены, за которыми пульсировал голодный Дом-на-Перекрестке, за которым жил, любил, умирал, ВЕРИЛ почти незнакомый нам мир; мы сидели, три Мифотворца – два больших и один поменьше – на распутье всех возможных и невозможных Перекрестков; мы сидели, три случайных человека, единицы из множества, три человека и комната, где некогда не дали спокойно умереть мятущемуся творцу «Раги о Предстоящих»…
