Видеть струи слез кровавых ей забавно, что ли, стало?
Я хотел вином рубина отогнать свои печали,
Но в безумье впало сердце и чернее смоли стало.
Сердце, на горе терпенья ты живешь, но все нагорье
Смыто паводком любовным и ровней юдоли стало.
Навои, ты жемчуг нижешь из росу своей ланиты,
И тебя лишь стихотворство утешать в недоле стало.
Как от вздохов безнадежных дым струится, посмотрите!
В ночь разлуки море горя как клубится, посмотрите!
От луны письмо доставив, в грудь мою вонзила когти
И с моим кровавым сердцем взмыла птица — посмотрите!
Родинка на подбородке — волшебство индийских магов,
А под ним михраб явила чаровница, посмотрите.
У меня душа сгорает от любовной жгучей жажды.
Два рубина, влаги полных, ей криница, — посмотрите.
И глаза ее, и губы взяли в плен мою свободу,
В них так сладостно и властно смех искрится, посмотрите.
Тщетно Шествующий ищет, хоть и полон мир Желанным.
Боже! Он страданья просит, он томится, посмотрите.
Навои в стремленьи к другу перестал быть сам собою,
Взял он посох, и на теле — власяница — посмотрите!
Я желтухой болен, кравчий. Весь в осеннем цвете яром,
Где ж вино, что охмеляет винограда желтым даром?
И лицо мое, и тело — листья желтые на ветке.
Пожелтели — кто ж излечит их целительным отваром!
И в очах зрачки с белками стали желты, как тюльпаны.
Что за хворь? Той розоликой жечь меня дано пожаром!
Говорят, очам полезно видеть желтое — ах, где же
Кипарис в одеждах розы, что пылает желтым жаром?
Желтоперой птицей ночи стал среди полдневной стаи
Пожелтелый день разлуки, что сражен судьбы ударом.
Если ж не больны желтухой ночь и утро, отчего же
Ночь распустит кудри, солнце лик свой рвет — в рыданье яром?
Желтизну больного тела Навои скрыл в прахе скорби —
Так вот нищий в землю прячет золото в кувшине старом!
Пусть сто тысяч звезд-жемчужин сыплет с высей небосвод —
Туча бедствий неизбежно град печали принесет.
Знает рок одну заботу, низвергая этот град, —
Обломать побеги жизни, саду тела слать извод.
Каждый, кто обижен долей, знает злобный рок небес,
Но судьбу, старуху злую, благодетелем зовет!
В океане сотворенья небо — мелкий пузырек,
А пузырь хоть каплю влаги даст ли от своих щедрот?
Если б небо было в силах хоть на миг найти покой,
Разве так оно спешило б — день за днем, за годом год?
Небо, как и я, — в смятенье, смущено своей судьбой:
Как меня в кругу терзаний, мчит его круговорот.
Синева на теле неба — от ударов злой судьбы:
Как ни мчится, мне подобно, а до цели не дойдет!
