Ветер утра! Все любимой, чем душа полна, — скажи.
Станом — кипарис, а ликом — роза мне она — скажи.
То, что ради уст-рубинов тщетно лью я кровь свою,
Ей, среди пиров сидящей с чашею вина, — скажи.
Все о горечи желаний, яде вин и крови слез
Той, чьи губы слаще меда, речь умом полна, — скажи.
Говоря: зачем в разлуке стал печален твой удел,
Это слово ночи сердца, что навек темна — скажи.
То, что ради милой девы честь и имя я забыл,
Всадник сердца, в дол разлуки правя скакуна, — скажи.
Чудотворец! Дней начало мятежом отметил я,
Озарит ли луч прощенья эту тьму до дна — скажи.
Нет несущей утешенье. Путник, видя Навои,
О тоске его и горе той, что так нежна, — скажи.
То не заросли тюльпанов — то стенанья пал огонь,
Не пожар зари — разлуки в мирозданье пал огонь.
Пламя щек твоих способно сжечь мое жилье дотла.
На бездомного скитальца в час свиданья пал огонь.
Войско моего терпенья блеск твоих ланит спалил,
Караван грозой застигнут — гром, сверканье! — пал огонь.
Вспыхнул я, сгорел и умер, лишь открыла ты лицо,
На меня от молний взгляда — о страданье! — пал огонь.
Навои, когда вздыхаю я о ней, то говорят:
«На леса Мазендарана молнии упал огонь!»
Всегда кричит моя душа, едва ее обидят злом;
Известно, что огонь шипит, когда в него мы воду льем.
В разлуке с милою моей мне даже радость — не светла,
Но в сердце даже скорбь о ней втекает радостным лучом.
Когда она душе моей прекрасной пери предстает,
Я странного не нахожу, Меджнун, в безумии твоем.
О виночерпий, верный друг, ты возвратил душе покой,
Ты мне отраду подарил свои целительным вином.
Пускай забвение душе подарит первый же глоток,
А то от злой моей тоски душа покинет тела дом.
Перед красавицей моей от чаши глаз не подниму, —
Всему я в этом кабачке научен мудрым стариком.
С последней мыслью о тебе несчастный умер Навои,
А ты сама хоть век живи, хоть век не вспоминай о нем.
Вот весна, но роза счастья для меня не расцвела,
Ни один бутон улыбка светом алым не зажгла.
Люди чашею свиданья сотню раз упоены.
Но судьба и этой чаши мне и капли не дала.
Людям молния свиданья озарила сердца мрак,
А в меня степных колючек не одна вошла игла.
Раны сердца, как тюльпаны, потому что та, чей лик,
Как тюльпан, в края родные в день весенний не пришла.
Что смертельны эти раны, как же может тот понять,
В чьей душе мечом кровавым скорбь разлуки не прошла!
В пламень горького безумья ввергнут бедный Навои;
