Не пером, но пулеметом | страница 16



может ли оно стать для меня очевидным

и на моем родном языке?

арестованный сказал

я не хочу умирать взаперти

я хочу быть просто повешенным в пустыне снаружи

чтобы сердце мое вернулось в холод рассвета

где горы как мухи облепили горизонт

где песок горит серебряными язычками

где луна падает гнилым обломком корабля

в голубую дымку

ответь мне теперь мясник

прежде чем ремесло твое стало твоим проклятием

прежде чем ты будешь поставлен

у пасти могилы

прежде чем тебе дадут последнее слово

перед воскресшими арестантами Африки

ЗАПАЛ

когда ты думаешь о родине,

ты видишь

судейские косички и очки; старую собаку;

утонувшую в реке лошадь; огнедышащую гору;

кусочек постели между беззубыми стариками;

темные фикусы и песок; тропинку, тополя,

дом, облака, небеса;

тростник; телефон;

все это ты видишь

когда думаешь о родине,

ты видишь также

"мы должны быть сильными";

нутро падали, полное мух и каверн;

гору - скотобойню из стен;

кулаки военных торчат, как знамена,

над тысячью холмов Наталя;

спящих в дерьме арестантов; ты видишь

шахты, изрыгивающие толпы рабов; вечерний дождь,

потрескивающий, как искры в вышине;

в тростниках гниет скелет карлика

когда ты думаешь о родине,

происходит эвакуация всех мыслей;

если нет дождя, ты оставляешь окна открытыми,

ты видишь, что звезды суть стрелы в ничто;

слышишь ли тогда еле слышное?

"мы народ, мы черные, но мы не спим.

мы прислушиваемся в темноте, как хищники жрут на деревьях.

мы прислушиваемся к своей силе, о которой они не могут знать.

мы прислушиваемся к сердцу своего дыхания.

мы слышим солнце, трепещущее за ночными камышами. Мы ждем,

когда обжоры, отяжелев, посыплются с веток

мы узнаем их по плодам их

или научим свиней лазить по деревьям"

x x x

как не спалось нам здесь на полу среди сквозняков

запах пламени и скипидара

холсты белоснежны ибо глаза пусты

странность ночи

и луна как улыбка где-то снаружи

извне

дни идут как времена года за оконным стеклом

облако лицо мокрые листья эти стихи

я хотел оставить на тебе свой отпечаток

я хотел заклеймить тебя пламенем

одиночества

ни одно пламя не поет так прекрасно

как лунное серебро если ты недвижима

и тело твое печально

я хотел извлечь из тебя эту печаль

чтобы ты могла открыться настежь

как открывается город

на светлом ландшафте

полном голубей и пламени деревьев

где серебряные вороны невидимы в ночи

и устами луны можно ранить пожар

еще я хотел чтобы могли смеяться ты

и твое горькое тело

и мои фарфоровые руки на твоих бедрах