Муж вполголоса рассказывал о том, какие сказочные станки он видел в научно-исследовательском институте, и жалел, что этих станков не будет на Абаканском заводе сельскохозяйственных машин, где им предстоит трудиться, а жена, озабоченно наморщив узенький лобик, с опаской спрашивала, дадут ли им сразу квартиру и будут ли в этой квартире хоть какие-нибудь минимальные удобства… По ночам они без зазрения совести целовались, но Егорышев, лежавший лицом к стене на верхней полке, не завидовал им и думал, что, пожалуй, трудно предсказать их дальнейшую судьбу… Еще Егорышев вспоминал Таню и спрашивал себя, могли бы вот эти молодые люди, дети двадцатого века, стать героями шекспировской драмы или они слишком бедны и легки сердцем, чтобы испытывать любовные муки? Ответа на этот вопрос Егорышев так и не нашел, а молодые супруги сошли вместе с ним в Красноярске и долго махали ему руками из окна автобуса, увозившего их в Абакан…
Егорышев отправился в краевое управление геологии и охраны недр. Начальник отдела кадров сказал ему, что Строганов у них в штате не работает и никогда не работал. Кажется, несколько лет назад он был в Красноярске проездом вместе с московской экспедицией Гольдберга, а что с ним стало потом, неизвестно.
Поблагодарив начальника отдела кадров, Егорышев вышел на улицу, разыскал стеклянную будку справочного бюро и попросил узнать, проживает ли в Красноярске Матвей Михайлович Строганов тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения. Пока наводилась справка, Егорышев пообедал в ресторане и вернулся к будке. Он ни на что особенно не надеялся, но все же сердце его замерло, когда девушка в синем пиджачке заявила ему, поджав накрашенные губы:
— Нет, не проживает.
— Спасибо, — ответил Егорышев и не спеша пошел по направлению к гостинице «Сибирь». Он шел, рассеянно озираясь по сторонам и размахивая чемоданом, в котором постукивали кирзовые сапоги. Спешить было некуда. Не понадобились Егорышеву замечательные сапоги.
Пройдя мимо гостиницы, Егорышев повернул к вокзалу. В Красноярске делать было больше нечего. Поезд на Москву отправлялся вечером. Это был проходящий поезд, следующий из Хабаровска, билеты да него еще не продавались, и Егорышев, сдав чемодан в камеру хранения, отправился побродить по городу.
Он медленно шел по узкой, мощенной булыжником улице, вспоминал поступки, совершенные им с того момента, как он увидел на даче Долгова картину, и приходил к выводу, что его неудачи, пожалуй, вполне закономерны. Они объясняются тем, что он, Егорышев, должно быть, очень несообразительный и неумелый человек. Другой на его месте, конечно, давно бы добился успеха…
