Он прошел по крепостной стене и задержался на площадке башенки, прикрывавшей ворота в город. С нее открывался отменный вид на реку, переправу и лес на том берегу.
Еще недавно посадник любил по утрам подниматься сюда, чтобы полюбоваться рассветом и вознести кощуны и требы Покровителю. Теперь же он знал, что там, за рекой, стоит полянское войско и варяжская дружина Ингваря-волка. От этого было гадко на душе. Гадко и противно. Отвернулся посадник от башенной бойницы. Посмотрел на малинский стогнь.
А здесь, одетые во все чистое (вдруг что не так, как же в нечистом перед Даждьбогом предстать?), мирники готовились отражать вражеское нападение. Все, от мала до велика, трудились на оборону.
Кто-то костры разжигал под большими чанами, наполненными водой. Не понравился вчера захватчикам кипяток. Не любят, видать, шпариться. Кто-то стрелы каленые и простые в вязанки вязал и мальцам раздавал, чтоб те стрелкам подносили.
А какая-то дородная баба на костерке похлебку варила. Мирно так. Буднично. Оно и понятно. Бой боем, а есть захочется. Проголодаются защитники, так ничего. Вот и похлебка готова. Кушайте, сил набирайтесь.
А вон старик на солнышке приснул. Улыбается во сне, может, молодость ему снится. Так пускай. Не потревожил бы кто…
Вздохнул посадник. Тяжело вздохнул. Хороший денек нынче Даждьбоже послал. В такой день и помирать не хочется.
— Болярин! — услышал посадник. Обернулся.
Ратник молодой, только усишки пробиваться начали, его зовет да на переправу рукой указывает.
Взглянул посадник, а на переправе человек. Не воин. Обычный огнищанин. Свой. Древлянский. Бредет по пояс в воде, а сам руками размахивает. Дескать, не стреляйте за ради Покровителя.
— Не стрелять! — крикнул посадник, чтоб лучники слышали.
Обрадовался огнищанин. Понял, что не падет от древлянской стрелы. Быстрее через реку побрел. Выбрался на берег. Голос подал:
— Православные![25] Отворите! Впустите за ради Даждьбога! У меня к вам слово есть! — и кулаком по дубовым воротам.
— Впустите! — кричит посадник, спускаясь со стены.
Гладко по смазанным коровьим маслом проушинам скользят запоры. Приоткрываются тяжелые ворота, и огнищанин втискивается в узкий проход.
— Кто таков? — спрашивает подоспевший посадник.
— Вязгой меня люди добрые нарекли, — отвечает огнищанин.
— С чем пришел, Вязга?
— Со словом от Ингваря. От болярина его Асмуды. Переговорщик я.
— Ну, и чего этот Муда хочет? — не сдержал улыбки посадник.
— Знамо что, — отвечает переговорщик. — Хочет, чтоб ты, болярин, Малин-град сдал…
