— Эй!.. — снова кричит варяг и спешит к другой ватаге.
Те тоже стараются вовсю. Шкурят сосновые стволы. Да, видно, что-то у них не сладилось. Ругается ярл:
— Сучки-то лучше снимайте! Чтоб ствол гладким как лед был!
Стараются ратники. Пот с них градом. Глаза щиплет, а на губах соль.
А старый варяг уже третью ватагу мучает:
— Крепче вервье крутите, чтоб не распускались, чтоб не порвались от натяга!
И вьют ратники канаты. Конский волос с пенькой перевивают. Веревки, что у каждого с собой припасены, в общее дело пускают.
Уже за полночь перевалило, когда Асмуд велел приспособу собирать.
К тяжелой деревянной станине прикрепили шесть колес. Потом стоймя вогнали в торец станины дубовую раму. К ней вервье привязали и по просеке на берег Ирши потянули.
Тащат. Упираются. Ругаются, когда колеса меж древесных корней стрянут. Но тянуть не бросают. Попробуй брось, когда сам Асмуд на станине сидит да на воинов покрикивает:
— Давай веселей!
Вот и веселятся все. Только от веселья этого как бы пупки не развязались.
А вслед за тягунами Асмудовы варяги брус дубовый несут. Да еще три ствола сосновых. Отполированных. Отглаженных так, что хоть смотрись в них.
Со стороны поглядеть — словно мураши в муравейник соломины тянут. Соломины большие. Тяжелые. А мурашам все нипочем. Будто без соломин тех муравейник развалится.
Только кому со стороны-то смотреть? Сквозь темень ночную да лесную чащу.
Но дотащили они колымагу до места. Перун им помог или крепкое воеводино словцо? Теперь уж не важно. Главное, что на место станину доставили.
— Колеса крепите. — Асмуд легко спрыгнул на землю. — Брус, бревна и канаты вот здесь, у кустов, складывайте. Да поосторожней. Не поломайте ненароком.
— Егри, — подозвал он к себе десятского из личной охраны конунга, когда воины исполнили приказание, — ты со своими людьми здесь оставайся. Если кто ближе чем на два десятка шагов подойдет — убей.
— Понял, ярл, — кивнул десятский.
— Остальным — спать! — велел старый варяг и пошел прочь.
И все воины направились к становищу, посреди которого в своем шатре мирно спал каган Киевский Игорь Рюрикович.
10 июля 942 г.
Утро обещало быть погожим. Ветер разогнал тучи, и природа вспомнила о том, что в Древлянской земле середина лета. Прижгло бор жаркое солнышко. Пар повалил от сосен и дубов. От истосковавшейся по теплу земли.
— Хороший денек, — сказал малинский посадник. — Может, поживем еще? — спросил он ратника, стоящего у бойницы, но не стал дожидаться ответа.
