Человек проскочил к стене незамеченным. Он достал из складок плаща свернутую в кольца веревку с небольшим трехлапым крюком на конце. Размахнулся и запустил крюк к небесам.
Крюк тихонько звякнул, когда одна из его лап зацепилась за частокол.
Человек замер.
Прислушался.
Тихо.
Видно, одолела дрема караульного. Вон и кашлять перестал.
Вот и славно.
С ловкостью кошки взмыл нежданный гость по веревке на стену. Отцепил крюк. Бережно свернул веревку и спрятал под плащ.
Затем тихо прошмыгнул по крытому переходу к проему, ведущему в башню. Только по дощатому настилу прошуршали подошвы его мягких сапог. Да одна доска скрипнула предательски.
Но и на этот раз собаки не подали голоса.
«Видно, закормили их древлянские граничники, — подумалось человеку. — Ну, так мне это на руку».
Он быстро поднялся по лестнице на верхнюю площадку. В притворе чуть задержался. Вгляделся. Точно. Спит караульный. На копье оперся и спит. Да и отчего бы не поспать, когда такой туманище. Все одно же не разглядишь ничего. Токмо глаза надорвешь. Вот и прикрыл их, чтоб отдохнули.
А чаша с сигнальным костром без присмотра осталась. Вон и кресало рядом лежит. И дрова отсырели. Не разом вспыхнут. И навряд ли сквозь такой туман разглядят на соседних заставах тревожный огонь. А значит, и проку в нем нет.
Но почуял вдруг сквозь сон караульный, что не один он на башне. Пересилил себя. Один глаз раскрыл. И заметил он этим глазом, как из притвора выползает тень. Человек по обличью. Чужой человек. И второй глаз раскрылся. А разом с ним рот. Да окликнуть нежданного гостя караульный не успел.
Пущенный крепкой рукой нож своим тяжелым холодным жалом выбил передний зуб караульному. Врубился в мягкую глотку. Согрел свое жало хлынувшей кровью. Пробил нёбо. С хрустом скребнул о шейный позвонок. Вонзился в столб, подпиравший тесовую крышу. И остановился.
Так и остался стоять караульный, прибитый к столбу, сжимая в руках ненужное уже копье. В мертвых глазах застыл предсмертный ужас. А из открытого рта торчала костяная рукоять.
А гость уже скатывался по лестнице вниз. Туда, где в нижней клети спали граничники.
Троих он срезал тихо. Привычным движением скользнув по горлу коротким мечом.
С четвертым заминка вышла. Чутко спал тот. Вот и смерть свою почуял.
Пробил меч грудь граничника. Тот пару раз, словно рыба, на берег выброшенная, хватанул ртом воздух да и затих.
А тут наконец-то и собаки очухались. Завыли тоскливо, лаем залились. Плохо. Дело еще не кончено. Мешают. Только что теперь поделать? Да и некогда делать что-то.
