— Пойми меня правильно, Бодкин. Я не говорю, что недомерок плохо придумал. Просто мне это не по плечу. Тут подошел бы кто-нибудь вроде Орландо Маллигена, хотя и он вряд ли справился бы, если бы вдрызг не напился, что с ним часто бывало. Санди не видела Грейс, когда та по-настоящему разбушуется. Я слышал от ее бывших мужей, что ничего подобного не было с землетрясения в Сан-Франциско в тысяча девятьсот шестом году. Когда мы снимали «Страсть в Париже», от нее сбежали три режиссера, два помрежа и ассистентка. Так и не оправились. Конечно, мы выдадим недомерку поощрительную премию, но плана не примем, его осуществить нельзя. Да и вообще, у меня есть идея, плод долгих напряженных раздумий. Вот это — дело верное. Ты берешь футляр с ожерельем, чтобы отвезти в банк, и по дороге бросаешь его в первый попавшийся пруд или омут, где он и останется, пока рак не свистнет. А хочешь, можешь его зарыть.
Лльюэлин остановился, явно довольный тем, что нашел выход там, где другие провалились. Он был так доволен собой, что Монти было очень неудобно спрашивать, словно он критикует дитя долгих раздумий. Однако он собрался с духом и сказал:
— А дальше что?
— Бодкин, я тебя не понимаю.
— Вы говорите, пока рак не свистнет. Он-то не свистнет, а я вернусь домой.
— Все равно не понимаю.
— Что я скажу? Я ухожу с ожерельем, прихожу без него и без справки из банка. Разве миссис Лльюэлин ни о чем не спросит?
Лльюэлин отмахнулся от проблемы беззаботным жестом. Он всегда гордился тем, что быстро придумывает выход.
— Ну и что? Что-нибудь наплетешь.
— Э-э-э… Что именно?
— Скажем, на тебя напали разбойники. Поймали, связали и отобрали жемчуг.
— А откуда они про него узнали?
— У них повсюду шпионы.
Монти все равно не успокоился.
— Вы думаете, миссис Лльюэлин этому поверит?
— Она не сможет возразить.
— Но сможет рассердиться.
— Да она всегда сердится!
— Так и вижу, что меня посадят в тюрьму.
Лльюэлин отмахнулся от этого возражения еще одним беззаботным жестом.
— А что такого? Больше года, ну, двух не дадут, а тюрьмы сейчас — это просто санатории. Концерты, лекции, фильмы. Тебе понравится. И вот еще, ты все ломал голову, как удрать от твоей хоккеистки к нашему недомерку. Как ты думаешь, хоккеистка будет терпеть, что ты в каталажке? Поймет и простит, да?
Монти задрожал от соломенных волос до подошв. Он полагал, что изучил все стороны вопроса, но это от него ускользнуло; и взглянул на Лльюэлина с благоговейным трепетом. Сатирики, думал он, рады посмеяться над хозяевами киностудий, но когда вы в безвыходном положении, за разумным советом вы идете именно к ним. Дрожащим от волнения голосом Монти произнес:
