— А вы не знаете?
Перестав расхаживать, Николас остановился между столом и окном; там он и стоял, бледный и хмурый.
— Я услышал, что мисс Грэхем умерла и пришел узнать, так ли это. Мы с мисс Грэхем помолвлены. Я спросил вас, что случилось. Спрашиваю еще раз.
С невозмутимым видом Фрэнк Эбботт произнес:
— Этой ночью миссис Грэхем была убита.
— Убита! — вырвалось у Николаса.
— Несколько часов назад. — Он обратился к инспектору Шарпу. — Полицейский врач уже прикинул время?
— Около полуночи.
Фрэнк Эбботт продолжал:
— Возможно, вы сможете нам помочь. Во сколько вы ушли? — Он увидел, что Николас напрягся. — О, мы знаем, что вы здесь были, мисс Грэхем все честно рассказала.
Кстати, моя фамилия Эбботт, я инспектор Скотленд-Ярда.
Я только что приехал и еще не видел мисс Грэхем. Меня интересует ваше изложение событий. Вы вчера назначили здесь встречу. Как вы это сделали?
— Я позвонил. Сказал, что приду в пол-одиннадцатого.
— Миссис Грэхем рано ложится спать?
— Да, около девяти.
— Она не приветствовала ваши визиты?
— Можно и так сказать.
— Поэтому вы назначали свидания с мисс Грэхем в садовом павильоне?
— Да.
— И на этот раз тоже?
— Да.
— Что ж, мистер Карей, — сказал Фрэнк Эббот, — может, вы расскажете, что у вас произошло? Конечно вы не обязаны отвечать, но с другой стороны, если вам нечего скрывать…
— Мне абсолютно нечего скрывать.
— Тогда мы можем по крайне мере сесть. — Он выдвинул стул из-за обеденного стола и сел. Инспектор Шарп последовал его примеру.
Николас Карей выдернул стул для себя. У него промелькнула мысль, что прошло шесть лет с тех пор, как он преломил хлеб в этом доме. Это был дом его любимой девушки — жестокая ирония в том, что он и сейчас ее! Он сел и стал ждать, кто из полицейских заговорит первым.
Начал Скотленд-Ярд.
— Итак, вы пришли в пол-одиннадцатого? Вы зашли в дом?
— Нет, я ждал в павильоне.
Слово вызвало из глубины памяти давнее воспоминание. В Дипинге, в старомодном саду его бабушки, леди Эбботт, тоже был павильон. Поместье принадлежит Эбботтам уже лет триста, сейчас им владеет его дядя, полковник Эбботт. К павильону ведет тисовая аллея, которую раньше Моника Эбботт обсаживала лилиями. Но деньги леди Эвелин проскочили мимо них, она завещала их единственной родственнице, с которой умудрилась не рассориться, — их дочери Сисели. Все это очень давняя история.
Она не тяготила Фрэнка, просто слово «павильон» всплыло на поверхность и там осталось.
Николас Карей продолжал свое повествование.
