— Отлично! — доктор Херардо похвалил меня за понятливость. — Надо думать, что с этого дня ваше состояние начнет улучшаться. Самое главное, чтобы восстановилась ваша речь, тогда нам будет легче судить о вашем состоянии. Вы меня понимаете? Врачу надо знать, что болит у пациента.
Это я понимал. Хотя у меня ничего не болело. Совершенно. Потому что, кроме носа, глаз и ушей, я вообще ничего не чувствовал. Даже не очень был уверен, что у меня все в комплекте. Шею и ту не ощущал.
Но я поверил доктору Херардо насчет того, что главное — восстановить речь. Потому что мне очень хотелось задать самый простой вопрос: «Доктор, вы знаете, кто я?»
Память вернула мне дикую чушь, если бы ее превратить в видеообразы, клипмейкеры всех времен и народов удавились бы от зависти.
Доктор с медсестрой отошли подальше от моего ложа, должно быть, чтобы поговорить на тему, что со мной делать. В принципе как они меня будут лечить и от чего, меня особенно не волновало. Если б язык ворочался, тогда можно было полюбопытствовать, сколько мне еще тут лежать, и так далее. Хотя они наверняка точного ответа не дали бы, но зато мог бы прикинуть, насколько все хреново.
Я задремал, врач ушел, а сестра принесла чашку с бульоном. Именно с этого бульона началось «возрождение моей личности».
Сестра стала осторожно, по чайной ложечке, вливать этот бульон мне в рот. При этом, чтоб я ненароком не захлебнулся, она приподняла мою голову, и я сразу ощутил, что у меня есть шея, а также затылок, потому что прикосновение пальцев сеньориты Пилар пришлись именно на эти части тела. А поскольку шея крепилась одним концом к затылку, а другим концом к позвоночнику — да простят мне специалисты издевательство над анатомией! — то я очень быстро начал чувствовать спину, лопатки, плечи и прочие элементы конструкции.
Пока я глотал бульон, мне удалось обнаружить, что язык у меня никуда не делся и даже, может быть, начнет ворочаться. Для начала этот самый язык почуял вкус бульона. Потом, отогревшись и отмокнув, действительно пошевелился. Но сказать ничего не смог, потому что забыл, как это делается.
Когда вечером появился доктор Энрикес, я, не отдавая себе отчета, спросил:
— Кто я?
Сеньор доктор к этому вопросу был явно не готов.
— Он говорил до этого? — Энрикес обратил свой взор на сестру Сусану, которая перепугалась так, будто только тем и занималась, что обучала меня говорить по-испански.
— Нет, сеньор доктор. Он только шевелился, — пролепетала бедняжка.
