Вышеня уже велел гридям вывести Добычу вон, но епископ вступился за него. Он тоже не забыл, кто первым поддержал его против волхва. Вдвоем они напомнили тысяцкому его же собственный недавний приговор и заставили отдать приказание. Тут же десятник Гомоня взял трех гридей и вместе с торжествующим Добычей отправился взыскивать долги.
С одного двора они унесли три гривны серебра, с другого толстый сверток холста, с третьего увели блеющего барана. За время осады все съестное настолько вздорожало, что баран мог пойти и за три гривны, раньше на эти деньги можно было купить целое стадо.
В самом большом долгу перед Добычей оказался Межень. Гончар и в лучшие времена едва ли смог бы собрать шесть гривен, а теперь, когда люди из окрестных сел и весей не съезжались в Белгород на торг, найти столько серебра для уплаты продажи было и вовсе невозможно. Громча и Сполох, со стыда уже четвертый день не поднимая глаз на отца, усердно работали. Они даже не жаловались на то, что на обед и на ужин получают по горбушке хлеба и по луковице. Ожидая долгой осады, Межень велел беречь припасы.
— Больно много в них лишней удали, — с угрюмой досадой приговаривал он. — Не во вред будет животы подтянуть.
В первые дни после драки у колодца все умы были захвачены подошедшей ордой и поединком. Но теперь, когда волнение от этих событий улеглось, сыновья гончара вспомнили о своей новой вине и тоскливо подумывали, что Добыча тоже, уж верно, теперь о ней вспомнит. Они знали, что с их отца присудили взыскать шесть гривен, знали, конечно, и о том, что денег таких у отца нет и взять их негде. Горестно недоумевая, какой же злой дух во второй раз подряд толкнул их на драку, братья уныло ожидали неизбежного наказания, не находили себе места, вскакивали на каждый звук шагов по соседству или голос у ворот. Сбежать бы вовсе из дому, чем так мучиться, — да куда сбежишь, когда орда у ворот? Весь город был пойман в ловушку, а братья оказались пойманы вдвойне.
Когда Добыча забрал Галченю от Обережи, Живуля тоже вернулась домой. Теперь она не могла даже проведать Галченю и скучала по нему. На братьев она по-прежнему держала обиду и почти не разговаривала с ними. И это осуждение мягкосердечной и любящей сестры проняло Громчу и Сполоха сильнее мрачной ворчливости отца. Горько жалея о сделанном, оба брата положили себе впредь, ежели боги их помилуют, подружиться с Галченей и защищать его от обид и насмешек.
— И вот на другой день после шума в детинце на двор к Меженю явился десятник Гомоня с тремя гридями и с самим Добычей.
