— Да чему там гореть, серебро ж не горит, ты меня послушай! — отвечал ему какой-то сереброкузнец, стуча себя в грудь, в кожаный передник. — Эх, звери вы безумливые! Явор чуть жив, а и то за Обережу встал! Зазор всему городу!
— Давай расходись! — С воеводского двора вышли гриди и стали расталкивать толпу. — Вали по дворам, буде орать!
Ворча и гудя, толпа начала расходиться. На душе у всех было смутно, никто не понял, кто же в этом споре оказался прав. Перед глазами вставал то серебряный крест в огненном трепещущем венце, то Явор, едва стоящий на ногах, но заслонивший волхва, который его выходил. Орда — беда, что и говорить, но не так-то просто понять волю неба. То ли древние боги огневались на славян за то, что их обесчестили, и возглашают славу греческому и иудейскому Христу, то ли Христос гневается за то, что древние боги прочно живут в сердце, в мыслях, на языке каждого из недавно крещенных славян.
* * *
Добыча долго еще не мог успокоиться после событий этого бурного дня. Злился он и на Обережу, который победил его, даже не показавшись на глаза, злился на всех тех, кто срамил и стыдил его перед воеводскими воротами, и даже на тех, кто это слышал. «От всяких бед меня свободи, зовуща: Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя! » — в мыслях и вслух твердил он целый день, раздумывая, как бы поправить свое достоинство.
— Тебе бы, батюшко мой, не бога славить, а о доме порадеть! — в досаде упрекнула его жена на второй день. — Печенег-то наш лежит пластом, а по двору работать некому. Что же теперь, гончары, что его били, взамен него нам двор мести будут?
И тут Добыча вспомнил о тяжбе с гончарами, в которой тысяцкий присудил ему взять продажу с гончаров за увечья Галчени. Теперь была самая пора взыскивать долги. Добыча был не столько корыстен, сколько тщеславен, — ему были важны даже не шесть Меженевых гривен, а торжество над обидчиками. Сами боги жаждут скорейшего их наказания, иначе и быть не может, поскольку боги справедливы. И спеша исполнить волю богов, Добыча тут же перепоясался, взял шапку и отправился на воеводский двор.
Тысяцкий Вышеня посмотрел на него волком и сперва не хотел и слушать. С епископом Никитой, правой рукой и первой заменой самого киевского митрополита Леонтия, Вышеня ссориться не хотел и весь свой гнев обратил на Добычу. И епископ не вовремя взялся богов разбирать — не до смут, когда орда под стеной! А тут еще замочник полез, тоже, мученик Федор и Иван нашелся!
