Лицо и даже шея Живули мгновенно налились алой краской смущения, и она поспешно отвернулась, закрываясь рукавом. Ее мучил стыд за себя, страх за Галченю, обида на брата — зачем он все это затеял?
— Да что вы на него накинулись? — пыталась вступиться за Галченю женщина-северянка. — Он-то перед вами в чем виноват? Он и сам холоп, не слаще вашего живет.
— А мать его ведьма печенежская! — перебив ее, завизжала другая женщина. — Видали, как она над печенеговыми костями бормотала! Она на мою сноху порчу навела! Наведет она на нас печенежских навий, всех пожрут!
— А батька его и рад будет! — подхватил Гооошко.
— Он-то от полона откупится!
— А нам всем пропадать!
— Бей его!
Непонятно, кто первым крикнул это, но тут же призыв подхватил десяток голосов и парни скопом бросились на Галченю. Живуля истошно визжала и висла на братьях, но ее отшвырнули в сторону. Вся злость на замочников и на печенегов, долго копившаяся в гончарах и в других жителях Окольного города, обрушилась на бедного Галченю. Кричали женщины, изо всех дворов выглядывали люди, останавливались прохожие, не понимая, кого и за что бьют гончаровы парни. Калина опрокинула в кучу дерущихся оба своих ведра с водой, а когда это не помогло, схватила дубовое коромысло с резным водяным узором-плетенкой и принялась лупить по плечам и спинам, норовя зацепить кого-нибудь за шиворот и вытащить из кучи.
— Да помогите же, да разнимите, убьют ведь до смерти ни за что! — в отчаянии голосила Живуля. — Да что же это делается! Ой, Мати-Макоше!
Не понимая, кого же убьют, но жалея живую душу, мужики принялись-таки разнимать разгоряченных парней, но без особого усердия — никому не хотелось быть битым в чужой драке.
— Эй, сынове мои, стойте-ка! — послышался вдруг негромкий ровный голос, и разом замерли поднятые кулаки. Этот голос проникал даже в заложенные злобой уши и усмирял горячечный задор драки. — Не годится так-то да по живому!
К колодцу подходил Обережа, опираясь на свой высокий посох с медвежьей головой. Увидев его, парни опомнились и разбрелись в стороны, утирая рукавами мокрые и окровавленные лица, — в общей свалке они побили и друг друга.
— Что вы за ворога сыскали? — спросил волхв, подходя ближе. — Али мало вам печенегов?
— Печенег и есть, — хмуро пробормотал Громча, не поднимая глаз на волхва. Теперь он мог бы счесть себя победителем, но ему почему-то было так же стыдно, как после драки с Зимником.
На земле перед колодцем остались лежать Галченя и Мышан, которому досталось и вовсе ни за что. Увидев их, Обережа осуждающе покачал головой.
