Я обернулся. Первое, что бросилось мне в глаза — это улыбка. Широчайшая улыбка от одного уха до другого. Уши, как, впрочем и улыбка, принадлежали — нет, не призраку замка Блэквудов. Перед нами собственной персоной стоял мистер Наполеон.
— Как я рад! Как я рад, боже мой! — И он сразу же полез целоваться.
Сегодня мистер Наполеон был мокр, как никогда. Некоторое время я пытался высвободиться из его железных объятий, но тщетно. И только когда я, наконец, стал почти таким же влажным, как и он, Наполеон бросил меня и вцепился в моего друга. Вид Холмса, мокрого с ног до головы, прямо-таки умилил его.
— Родной мой! Шерлуша! Я вижу, вы таки последовали моему примеру! Как вам понравилась Темза? Ведь вы купались в Темзе? Не правда ли, сегодня такая приятная вода? Просто прелесть!..
Холмс затравленно, по‑собачьи, глядел на меня, пытаясь вырваться из рук мистера Наполеона.
— Какой прекрасный день! — фразу прервал звук поцелуя. — Нет, я все‑таки чертовски рад вас видеть, Холмс! Если бы вы только знали, как приятно осознавать, что я не одинок в своем увлечении! Про этих идиотов я и говорить не хочу, вы понимаете меня, Холмс, я имею в виду тех, кто пренебрегает такой прекрасной возможностью закалить свой организм, а заодно и помыться — ведь правда, Холмс? Я вижу, вы меня понимаете, я вижу это по вашим глазам! Вот и сегодня, когда я переплывал реку, один из этих сумасшедших стоял на мосту и никак не мог решиться. Я изо всех сил подбадривал его, но этот псих, вместо того, чтобы вкусить радость единения с водной стихией, просто ушел прочь, напоследок осыпав меня каким‑то мусором! — С этими словами мистер Наполеон начал энергично мотать головой, стряхивая на Холмса сор из своей шевелюры. — Я уже не говорю о тех словах, которые он произнес в мой адрес!..
На Холмса было жалко смотреть. Казалось, он вот‑вот заплачет. Я понял, что пора прийти ему на помощь.
— Все это очень здорово, мистер Наполеон, — начал я. — Это впечатляет. Но, однако же, признайтесь, всю эту историю вы выдумали от начала и до конца. Не правда ли?
Наполеон осекся. Он оторопело посмотрел на меня, потом, отпустив Холмса, встал, засунул правую руку за полу того, что он, видимо, называл сюртуком и грозно сказал:
— Я не привык, чтобы мои слова брались под сомнение. Я…
— Ну как же, — безапелляционно перебил его я, — вы сами подумайте. Переплыть Темзу в такой день и в таком месте — это просто нонсенс, это же выше человеческих возможностей.
