Страсти по Анне | страница 46



— Куда вы торопитесь?

— Уже никуда, — ответила я, осознав, что спешить больше не надо, что выход найден.

Он стоял и улыбался, не выпуская меня из объятий.

— Вадим Александрович, — прошептала я, закрывая глаза, — Вадим, не уходите. Останьтесь со мной.

Мне захотелось рассказать ему о том, как я несчастна, как не хватает мне его сильных рук, как остро я ощущаю потребность в том, чтобы меня оберегали. Я хочу быть слабой, чтобы меня защищали, я хочу осознавать себя женщиной, чтобы быть ею.

Но слова не давались мне. Я поняла: вот мгновение, которое больше никогда не повторится — ни наяву, ни во сне. И я с благоговейным трепетом поцеловала его руку.

— Не уходите, — умоляла его я, и он не двигался с места.

Но сон растаял, так я и открыла глаза с ясным понимаем того, что я не одна в комнате.


Для меня каждое прикосновение Вадима Александровича наяву было праздником. Сложно сказать, что испытывала я, когда он целовал мне ладони или просто помогал спуститься с террасы или выбраться из лодки. Достаточно было малейшего соприкосновения с его руками, чтобы я ощутила себя слабой, маленькой, полностью во власти этих сильных рук, но в то же время и защищенной от всего мира.

Боже мой, Боже мой! Я не знаю, как назвать то новое чувство, которое переполняло меня: была ли это мимолетная влюбленность или просто я увидела в Вадиме Александровиче близкого мне человека. Трудно было думать о том, что я замужем за одним мужчиной, а стремлюсь увидеть другого, но не думать о Любомирском я уже не могла.

Он стал для меня чем-то совершенно необходимым, как воздух, как свет, как вода. Я перестала испытывать неловкость при разговорах с ним, мне хотелось проводить с Вадимом Александровичем все больше и больше времени. Меня влекло к нему, но в то же самое время я боялась показаться смешной или глупой. Все чувства смешались в моей душе.

Я стала женщиной, которая чувствует только свою невесомость и прикосновение любимых страстных губ. Нет, нет и нет!.. Не может быть!.. Неправда!.. Слишком жестоко было бы проснуться, открыть глаза и увидеть высокий потолок. Каждое мгновение я видела его глаза — огромные, жестокие, черные от страсти, которая читалась во взгляде, в изгибе бровей, в трепете ресниц.

«Господи, — ежечасно молила я, — дай мне насладиться преступлением твоих заповедей! Накажи, если тебе это надо, но продли сладкую муку прикосновения его губ. Прости, но одари меня еще хоть на несколько мгновений его дыханием, поцелуями…»