В комнату светлой тенью вошла Таня. Я обратилась к ее отражению в зеркале:
— Что случилось, Таня?
— Там вас дожидаются…
Она покачала головой, и в этом ее жесте я усмотрела и укор, и грусть. Сердце мое бешено заколотилось, но я постаралась внутренне успокоиться, чтобы Таня не заметила моего состояния.
— Говори как следует, кто там столь рано приехал?
— Вадим Александрович, или не догадались?
Я невольно схватилась за виски. Сейчас следовало приказать Тане отослать незваного визитера восвояси или спуститься вниз, отчитать его как мальчишку и прогнать с гневом. Да, я так и должна сделать. Я увижу его — хоть на минуточку, хоть на сколько, скажу ему несколько сердитых фраз, как и подобает в нашей ситуации, попрошу его не приходить ко мне больше никогда, забыть меня.
— Что ему передать? Что вы не принимаете? — спросила Таня, зная, что я обычно отвечаю надоевшим поклонникам.
— Я спущусь.
— Удобно ли?
— Не беспокойся.
— Как угодно.
Я, едва сдерживая волнение, спустилась. Боже мой, я увидела его и сразу забыла обо всех словах, которые собиралась сказать. Вместо того я протянула ему руку и улыбнулась слабо.
— Очень рада вас видеть, Вадим Александрович. Он молча прильнул к моей руке губами. Пальцы и ладонь он покрыл быстрыми счастливыми поцелуями.
— Вадим Александрович, не желаете ли кофе?
— Как прикажете, моя милая хозяйка. Удивленная Таня спускалась по лестнице из моей комнаты.
— Таня, позаботься о кофе.
— Сию минуточку. — Я едва не рассмеялась, услышав ее растерянный голос.
Вадим Александрович попросил разрешения почитать мне книгу. Читал он хорошо, вдумчиво, не пропуская, увлеченно. Я смотрела на него и любовалась правильными чертами его лица, резко очерченными бровями, прямым благородным профилем, властным изгибом губ. Вдруг он прекратил читать.
— Анна… — он впервые назвал меня по имени. — Анна Николаевна, позвольте, я дочитаю книгу вам позже?
— Конечно. Что с вами? Вы побледнели.
— Я чувствую ваш взгляд.
Я видела, что он не поднимал глаз от книги.
— Простите, — сказала я.
Он взял мою руку и начал целовать.
— Позвольте, вы не должны, — прошептала я.
— Анна… Я же не делаю ничего дурного. — Ив его глазах стояла омутом тоска: отыми я сейчас руку — и он пойдет и застрелится.
— Вы не посмеете…
Что! Что он не посмеет? Я не знала! Я говорила ему сбивчиво о том, что я замужем, а он слушал, словно пытаясь запомнить каждое мое слово. Но рука моя находилась в его руках. Почему он так смотрит на меня? Куда делась насмешка в его глазах? Я вижу в них упрек и ожидание. Чего ждет от меня человек с сильными руками, в которых столь спокойно моей маленькой ладони?
