— Самым эффективным способом сенсорной изоляции является бассейн, в котором человек плавает в воде, подогретой до температуры крови, в полной темноте и тишине. Когда вы наденете этот шлем и погрузитесь в бассейн, то не будете ничего слышать, видеть, осязать или обонять и, благодаря препарату, который мы вам ввели, перестанете ощущать даже собственное тело. Ни боли, ни движений, ни изменения физического состояния. Ничего. Надевайте шлем, мисс Хайаси.
Она сопротивлялась, но роботы все равно одолели ее.
По-видимому, наконец успокоившись, Джоан сказала Балкани:
— А вы сами хоть раз побывали в этом бассейне?
— Пока нет, — ответил Балкани. По его приказу два робота опустили ее в воду, аккуратно расправив воздушный шланг, подключенный к шлему. Балкани, наблюдая за происходящим, раскурил трубку и задумчиво сделал несколько затяжек. — Добро пожаловать в небытие, мисс Хайаси, — негромко сказал он.
В дверь постучали. Рудольф Балкани оторвался от блокнота, нахмурился и приказал одному из роботов открыть дверь. В кабинет вошел его начальник, майор Рингдаль, и подозрительно уставился на врача.
— Она все еще в бассейне? — спросил майор.
Балкани молча указал на темную воду. Майор разглядел верхушку шлема Джоан Хайаси, торчащую над водой, а потом и ее неподвижное тело в скафандре, окруженное пузырьками выдыхаемого воздуха.
— Только говорите потише! — прошептал Балкани.
— Сколько времени она там плавает?
Балкани взглянул на часы.
— Около пяти с половиной часов.
— Но она подозрительно неподвижна. Может, она просто спит, а, доктор?
— Нет, — Балкани снял с головы наушники, отсоединил один и протянул его майору Рингдалю.
— Похоже, она разговаривает во сне, — немного послушав, заметил Рингдаль. — Хотя разобрать ничего невозможно.
— Она не спит, — повторил Балкани и указал на вращающийся цилиндр самописца. Крошечные перья вычерчивали на бумаге неровные волнистые линии. — Данные свидетельствуют, что сейчас ее мозг пребывает в состоянии крайней активности, практически — на уровне сатори.
— Какого еще сатори?
— Это состояние, в котором исчезает барьер между сознанием и подсознанием, и мозг начинает функционировать как единое целое, а не как совокупность вторичных функциональных систем.
— Она страдает? — спросил Рингдаль.
— А почему вы спрашиваете? — Вопрос явно удивил ученого.
— Я считаю, что Перси Х все время сканирует ее мысли. И, если он поймет, что она страдает, это, возможно, заставит его по-другому оценить нашу точку зрения.
