— А там, глядишь, Альфред, станешь биржевиком, пойдут дела в гору.
Отец, посоветовался со своими друзьями, обладавшими практической сметкой. Бывалый моряк, он усвоил некоторые грубые привычки и наклонности и очень любил заглядывать вечерами в «Белый Олень», где за стаканом грога, покуривая сигару, беседовал с разными коммивояжерами, которые бражничали в пивной.
— Среди них есть весьма толковые ребята. Многое повидали на своем веку, — бывало, рассказывал он.
Когда же он навел справки, то был весьма озадачен, узнав, сколь много хитросплетений в негоциантстве и как трудно благовоспитанному юному джентльмену получить доходное место в мире чистогана.
— Да будет тебе известно, — произнес отец, робко поглядев на меня, а затем застенчиво на мать, — некоторые джентльмены, с которыми я беседовал вчера в «Белом Олене»…
— Ох, уж эти мне джентльмены! — вздохнула матушка.
— А почему нет, дорогая? У большинства из них очень дорогие костюмы, — возразил отец и потупил взгляд на свой потрепанный наряд: ему, моряку, доставляло удовольствие ходить в неприглядной одежде: в высоких сапогах с квадратными носами, по размеру на два дюйма больше, чем надо, в черных, не доходящих до лодыжек брюках, в черном сатиновом жакете, фраке и с невообразимо большим черным, мятым платком из шелка, обмотанным вокруг шеи и поддерживающим стоячий воротник рубашки; один конец этого галстука вечно задевал ему ухо, а другой, спускаясь длинной черной змеей, буквально душил его.
— И я уверен, дорогая, деньги у них не переводятся. Во всяком случае, безделушки носят они роскошные. Так вот, как я уже говорил, дорогая, один из этих джентльменов посоветовал нашему мальчику как следует ознакомиться с товарами, а потому — гм! — нам надо устроить его в лавку драпировщика.
При этих словах матушка уронила рукоделие, в руке у нее застыла игла.
— Орландо, — проговорила она после многозначительной паузы, — если вы всерьез намерены сделать из Альфреда лавочника, заблаговременно прошу известить меня об этом. Я сразу же перееду к своим друзьям, закрыв глаза на вашу экстравагантность, проживу остаток дней на скромные сбережения, которые — слава Богу! — еще у меня есть.
Не правда ли, благородный жест моей матушки? Он сразу поставил все точки над «i». С тех пор на мануфактурной лавке был поставлен крест. Отец, весьма озадаченный, вспомнил о своем старом кузене, торговце из Сити, написал ему пространное письмо; подробно остановился на моей биографии и образовании, в частности указал, что меня обучали в школе латинской грамматике, где я приобрел достохвальное знание греческого и латыни, почерпнул некоторые сведения о Эвклиде
