Себастьян полагал, что не в меру острый язык когда-нибудь доведет брата до беды и тогда он пожалеет о своей склонности к излишнему сарказму.
Заговорил он, впрочем, вполне сдержанно:
— Давай не будем об этом, брат.. Постараюсь не вспоминать о происшедшем и настоятельно прошу тебя о том же.
— Ты прав. Как всегда. Но позволь напомнить тебе об одном обстоятельстве.
— Каком это?
— Я далек от желания подчеркивать, как бы это выразиться поизящнее, некоторую необычность ситуации, но под нашей крышей оказалась молодая незамужняя женщина. Я знаю, как ты относишься к скандальным положениям. И потому в случае чего готов принять грех на себя…
— Не говори чепухи, — перебил брата Себастьян, который внезапно ощутил, что напряжение его оставило, сменившись почти приятной расслабленностью. Необычайно живая натура Джастина хоть кого могла сбить с толку. — Мы дали приют бедной обездоленной девушке с улицы. Наши слуги слишком преданы нам, чтобы задавать неуместные вопросы или предать меня.
Последние слова он произнес с достоинством подлинного аристократа, пожалуй, излишне подчеркнутым.
— Это правда. Твоя репутация выше всяких подозрений.
— А твоя — за их пределами.
— Не могу с этим спорить. — Джастин достал из кармана сигару. — Кстати… как идет охота?
Себастьян уставился на брата непонимающими взглядом:
— Ты что, парень? Охота? Я вовсе не собираюсь охотиться.
Джастин расхохотался.
— Так ты это бросил?
Только теперь Себастьян понял, что Джастин имеет в виду.
— Господи, поиски невесты — это последнее, о чем я сейчас могу думать.
Он сердито насупил брови, когда Джастин расхохотался еще веселее.
Девон выздоравливала. Она быстро поправлялась. Через несколько дней она уже могла вставать с кровати. Боль в раненом боку несколько поутихла. Девон была в состоянии сидеть и даже ходить по комнате. Танзи, веселая маленькая горничная, однажды утром явилась в спальню с целым ворохом платьев Джулианны в руках — по распоряжению милорда Себастьяна, как она сообщила. Платья были в самый раз на бедрах, в длину, в плечах, но, увы, не в груди. Пышные округлости Девон выпирали из лифа, выступая над линией выреза. Джулианна явно была менее развитой в этой части своей фигуры.
До шестнадцати лет Девон была хрупкой и тощенькой, и ее обычно принимали за ребенка более младшего возраста. Она почувствовала величайшую гордость, когда ее едва заметные грудки начали наливаться, — какая девочка не жаждет стать женщиной? Однако, поступив на работу в «Воронье гнездо», Девон лютой ненавистью возненавидела голодные, волчьи взгляды, которые мужчины бросали на ее фигуру, в особенности подолгу задерживая их на ее груди. Точно так же смотрели они и на Бриджет, которую к тому же щипали и тискали.
