Он сел, скрестив ноги. Это смутило ее еще больше. Он был похож на обнаженного султана, развалившегося в своем гареме, и это зрелище навевало разные эротические фантазии.
Гейб внимательно посмотрел на нее и взял карты.
— Кстати, а кто такой Джед?
— Джед Корбин.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
— Тот самый Джед Корбин?
Ронни кивнула:
— Мы вместе работаем. Джед просто замечательный.
— Согласен. Он один из столпов в нашем бизнесе. Три года назад я пытался заманить его к себе.
— Правда? Джед никогда не говорил мне.
— А он что, все тебе рассказывает?
— К сожалению, не все. Он слишком беспокоится о своей команде. — Она усмехнулась. — Так же, как и ты.
— Никогда не бывает слишком, особенно, когда это касается человеческих жизней.
Он сбросил карту, и Ронни протянула ему еще одну.
— Почему я никогда не слышал о тебе? Когда я собирался предложить Корбину работу, я знал о нем абсолютно все. Что-то не помню, чтобы твое имя где-нибудь фигурировало.
— Я предпочитаю не высовываться.
— Обычно претенденты на премию Эмми не скрывают своих талантов, — ехидно заметил он.
Ронни прикусила язык. А он не так прост! Она совсем забыла, что случайно сболтнула о своих планах. А он запомнил.
— Я буду исключением. — Она решила поменять тему разговора: — Странно, что тебе не удалось заполучить Джеда. Ему нравится твой стиль.
— Видимо, не настолько. Как же он позволил тебе так рисковать своей жизнью? Почему он не с тобой?
— Он даже не знает, что я здесь. Думает, что я в Германии, беру интервью у жителей восточного Берлина об их жизни после объединения.
— А вместо этого ты приезжаешь сюда и рискуешь быть убитой террористами?
— Никто из нас не будет убит. — Ронни вопросительно посмотрела на него. — Ведь пока что я со всем справилась?
Гейб улыбнулся:
— Вполне.
Она покраснела от удовольствия.
— Ну вот, тогда нет никаких оснований думать, что остальная часть моего плана провалится.
— Ты не ответила мне. Почему ты не захотела, чтобы твой замечательный Джед поехал с тобой?
— Он ждет ребенка.
Фолкнер расхохотался:
— В таком случае он не просто замечательный, он — уникальный.
— Я не то хотела сказать. Его жена Изабел беременна, и это для него сейчас самое главное. Ни о чем другом он не может думать.
— Даже о тебе?
— Он мой друг, а не нянька. К тому же, я бы все равно не сказала ему об этом.
— Почему?
— Потому что это мое дело…
Она остановилась, заметив, как сузились его глаза. Черт! Она чуть не проговорилась. Фолкнер, казалось, обладал удивительной силой, которая заставляла невольно признаваться в том, о чем она вообще не собиралась говорить.
