— Т-тонкие. Да, тонкие.
— Скулы?
— Высокие. Очень высокие. Из-за них его лицо было похоже на ромб.
— Ага, есть… — Карандаш Моргана забегал по бумаге. — Брови?
— Густые. Кустистые.
— Глаза?
— Не помню. Было темно, и потом — он прищурился, когда целился. По-моему, все-таки темные. Да, скорее темные.
— Нос?
— Прямой. Короткий. Ноздри чуть-чуть вывернуты.
— О'кей, начало есть. Дай мне пару минут. Потом я покажу тебе, что у меня получилось, и мы вместе уточним детали. — Морган снова склонился над альбомом.
Работа над портретами трех преступников заняла у них почти всю вторую половину дня. Морган задавал Алекс все новые и новые вопросы, заставлял припоминать малейшие подробности и детали. Впрочем, портреты первых двух мужчин они закончили сравнительно быстро, хотя Алекс и пришлось изрядно попотеть. Но третий набросок никак не удавался. Она почти ничего не помнила и была уверена, что не вспомнит, но Морган не оставлял ее в покое. Сам он, казалось, не знал усталости и безжалостно понукал ее.
— Шея? Какая у него была шея? Может, у него был двойной подбородок?
— Нет, не было. У него подбородок… прямоугольный, четко очерченный. Нижняя челюсть массивная, как у Стивена Сигала… Что с тобой?
Морган на мгновение застыл, но быстро справился с собой. Карандаш его снова задвигался по бумаге, хотя уже не так быстро.
— Н-нет, ничего. Просто я хотел убедиться, что ничего не упустил.
Через несколько минут он поднял на нее взгляд.
— Ты отлично сработала. — Он развернул альбом так, чтобы ей был виден рисунок. — На, смотри. Вот тот, кто стрелял в Кена Найдера.
Алекс наклонилась вперед. Морган изобразил третьего мужчину стреляющим из винтовки. На рисунке он прижался к прикладу щекой и хищно — совсем как тогда — прищурился, готовясь нажать спуск…
— Ну, как?
— У тебя он выглядит слишком… молодо. Можно подумать, ты сознательно его приукрасил. Насколько я помню, у него было более худое лицо, а у глаз — вот здесь — морщинки.
Морган снова развернул альбом для эскизов к себе и склонился над ним.
— Морщинки, говоришь? Да, конечно, морщинки… А какие у него были уши, помнишь?
— Мне кажется, прижатые. Впрочем, я не рассмотрела их как следует. Винтовка…
— Постарайся вспомнить. Ну? — Он сказал это требовательно, властно, почти грубо. Карандаш его при этом продолжал ходить по бумаге. — Ведь ты вспомнила бакенбарды, вспомнишь и про уши.
— Сейчас, сейчас, подожди минутку… — Алекс нахмурилась.
— Не думай, только не думай! Говори первое, что придет в голову. Потом, если что-то будет не так, мы поправим.
