Шепчи мне о любви | страница 42
Когда Ройс позвонил через несколько часов, чтобы ему принесли утренниц кофе, слуг охватило смятение.
Обычно никто не настаивал, чтобы Пип относила завтрак Ройсу, но Хейзел, так и не решившая, что приготовить на ужин — телятину или ногу барашка, взволнованно вложила ей в руки большой серебряный поднос:
— Вот! Надеюсь, я ничего не забыла. Неси прямо к хозяину — второй этаж, третья дверь справа. «
Пип медленно поднималась наверх с отчаянной надеждой, что Ройс задремал и она сможет просто поставить поднос и тихонько уйти. Казалось, ей сопутствует удача. Когда на ее осторожный стук в дубовую дверь никто не отозвался, она открыла ее и заглянула внутрь. Ройс действительно спал.
Она робко вошла, поставила поднос на круглый столик орехового дерева, не отрывая глаз от спящего.
Он такой разный, подумала она с удивлением, стоя в нескольких футах от кровати и разглядывая длинные черные ресницы и гордо изваянные скулы. Пип не отвлекал сейчас и не беспокоил насмешливый блеск этих золотистых глаз. Она видела все — надменную линию носа, прекрасные, суровые, словно выточенные уста. Как он красив, против воли подумала Пип, сожалея, что это так. Судят не по внешности, а по делам, заключила она, вскинув голову и сопротивляясь желанию смотреть на него еще и еще.
Его грудь была обнажена, одна сильная рука свисала, другая покоилась на подушке; тонкие льняные простыни сбились ниже пупка, и, не в силах двинуться с места, Пип так и стояла, глядя на спящего. Ее глаза продолжали вбирать все, любую подробность. Спутанные густые темные с рыжинкой волосы, покрывавшие широкую грудь, оказывали на нее гипнотическое воздействие: она ощущала какой-то зуд в пальцах, будто хотела потрогать, почувствовать его теплое тело.
Пип с трудом сглотнула, перепуганная тем, что чувствует. Надо идти, и как можно скорее. Но она была как заколдована: беспомощно стояла, прикованная к его неподвижно лежавшему длинному телу, желая отвернуться — и однако… Ее взгляд остановился на плоском животе и стреле золотисто-коричневых волос, исчезавших под льняной простыней, и лавина неизвестных ей доселе ощущений нахлынула на нее.
Собственное дыхание казалось ей таким громким, что она слышала его. Наконец, сама не зная как, Пип повернулась к спящему спиной. Но едва она сделала шаг, как голос Ройса остановил ее.
— Уходишь? Так рано? — насмешливо растягивая слова, спросил он. — Разве тебе не понравилось то, что ты увидела?
Чувствуя унижение и гнев одновременно, она быстро обернулась. Ройс сидел в постели. Темные волосы с рыжинкой, так мило спадавшие на лоб, золотистые глаза, полные смеха, заставили ее сердце бешено забиться. Но, собрав все свое мужество, Пип отрезала: