— Не собираюсь сейчас обсуждать ни то, ни другое. Поговорим лучше о вас, Далинский, и начнем с того, что все ваши речи — богохульство!
Его голос потонул в гуле толпы. Лен с трудом пробился к кафедре. Далинский не сводил с Мейерхофа глаз, на лбу его выступили капельки пота.
— Как вы сказали? Богохульство? Не соблаговолите ли объяснить подробнее?
— Вы были в церкви. Вы читали книги и слушали проповеди. И прекрасно знаете, что Всемогущий очистил землю нашу от городов, и с тех пор приказал детям своим следовать тропой праведника, подчиняясь душе своей, а не плоти. В пророчестве Наума…
— Но я не собираюсь строить-здесь город. Мне всего-навсего нужен новый склад.
В толпе послышались смешки, которые, однако, быстро умолкли. Лицо Мейерхофа побагровело. Лен взбежал по ступенькам на кафедру и что-то прошептал Далинско-му. Тот кивнул, и Лен снова спустился вниз. Ему очень хотелось попросить Далинского оставить в покое нью-ме-ноннайтцев, но он побоялся, что это ухудшит их отношения.
— Кто, — вопрошал Далинский, — рассказал вам о больших городах? Вы, судья Тэйлор?
При свете факелов лицо судьи было особенно бледным. Когда он заговорил, тихий голос немного дрожал.
— Тридцатая поправка Конституции США запрещает вам делать это. И никакие собрания не изменят закона, Далинский.
— А, вот оно что. Вы ошибаетесь. Все изменить могут именно собрания. Если собирается много народу, если голоса их звучат достаточно громко и убедительно, новый склад будет построен, — голос Далинского перерос в крик, — подумайте об этом, люди! Ведь если дети ваши будут жить в Рефьюдже, то вашим внукам придется покинуть родину, потому что они не смогут построить дома для своих семей — это запрещено законом. И вы считаете это правильным?
Послышались одобрительные возгласы. Далинский усмехнулся.
Незнакомец приблизился к толпе, за ним — еще и еще, медленно и тихо подходили они откуда-то с реки.
— Всегда, во все времена отречение от Господа порождало зло, — дрожащим от ярости голосом сказал Мейерхоф.
— Возможно, — рассеянно ответил Далинский. Взгляд его был прикован к толпе, — и я публично признаюсь в том, что не верую.
Он быстро взглянул на Лена, предупреждая его глазами, затем спокойно продолжил:
— Я отрекаюсь от нищеты, голода и страданий. И не знаю ни одного человека, кто поступил бы по другому, за исключением разве что нью-ишмалайтцев. Не думаю, однако, что их мнение играет какую-то роль. По правде говоря, мы сами чуть не вышвырнули их за пределы страны. Повзрослевшее и здоровое дитя нельзя связать по рукам и ногам, чтобы прекратить его рост.
