— Что смешного? — прохрипел я, недоумевая.
— Прости, любимый. — В голосе Дженни звучало искреннее раскаяние. — Только что подумала о Доне и той ретивой медсестре. Как ты считаешь, она могла залюбить его до смерти к этому времени?
— Кто знает? — усмехнулся я, хотя все работало не в пользу моего чувства юмора. — Может, в этот самый момент она готовит Таланта для маленькой роли в ее следующей постановке!
Дженни испустила пронзительный вопль и в приступе смеха скатилась с кушетки.
— О, это была безумная любовь!
На следующее утро телефон зазвонил примерно в десять минут девятого, когда Дженни принимала душ. Мощный глубокий бас Оскара Нельсона сообщил, что я обязан срочно прибыть в его офис. Должен мчаться туда со всех ног. И добавил: если бы он знал, каким сукиным сыном, к тому же совершенно бесполезным, я окажусь, то никогда бы меня не нанял. Все было четко сформулировано, несмотря на такую рань.
Дженни вышла из ванной две минуты спустя в моей любимой шелковой рубашке, которая едва прикрывала ее бедра.
— Завтрак через пять минут, любимый, — сообщила она, направляясь на кухню.
— Только не для меня! — прорычал я и рассказал о звонке Нельсона.
— Это очень плохо, любимый, — заметила она с сожалением. — Не знаю, успею ли я съесть что-нибудь. Лучшие руки для моющих средств в десять тридцать должны встретиться с рекламными агентами. Не думаю, что им понравится, если я буду плюхаться по локти в пену в этом платье!
— У каждого свои проблемы, — печально резюмировал я. — Когда мы увидимся снова?
— Мне кажется, будет разумным списать эту ночь на безрассудный минутный каприз, — легко сказала она. — Ты чистый убыток в моей карьере, Холман!
— А мне показалось, твой характер преобразился за эту ночь, — сказал я обиженно.
— Какой ты, к черту, преобразователь, малыш! — Она подмигнула, ошеломив меня неясным намеком. — Можешь позвонить, когда твое раздражение развеется...
— Это, конечно, великолепная идея, за исключением одного обстоятельства, — сердито возразил я. — Не знаю твоего номера.
— Запишу его и оставлю возле телефона, — безмятежно пообещала она. — А тебе лучше идти. До свидания, любимый, и не становись снова самодовольным.
— Повтори еще раз, прежде чем уйду, — потребовал я сурово.
— Дон Талант — ничтожество! — послушно произнесла она.
У выхода мне неудержимо захотелось обернуться и бросить на нее прощальный взгляд. Дженни направлялась на кухню, пощелкивая пальцами в такт какому-то языческому варианту ча-ча-ча. С легкой завистью я отметил, что моя шелковая рубашка никогда еще не смотрелась так хорошо, и решительно двинулся навстречу жестокому миру реальности, ожидавшему меня за дверью.
