И он и она слишком много выстрадали в их бесконечной разлуке, чтобы хоть на секунду подумать о сохранении видимости или играть перед друзьями лицемерную комедию. В первый же вечер, на станции графа Ганского, Язон открыл свои карты. Едва закончился скудный ужин, состоявший из фаршированной наперченным мясом утки и простокваши, он встал. Не говоря ни слова, он протянул руку Марианне, заставляя ее встать из-за стола, и после адресованного честной компании громкого «доброй ночи» увлек молодую женщину в свою комнату.
Там молча, стоя лицом друг к другу и не отводя в стороны глаз, они одновременными движениями сбросили свои одежды. Затем сошлись, как две ладони в рукопожатии. Слившись в одно тело, они остались так до утра, забыв об окружающем мире.
Вечером девятого дня дорога пошла вниз и исчезла в реке. Отлогая долина, окаймленная кустарником и искривленными ветром деревьями, была возделана, и рядом с хлебными полями соседствовали арбузы и дыни.
Красивая синяя река текла между крутыми, поросшими камышом берегами, где дремали рыбачьи лодки и что-то вроде парома. Это была Кодыма, на берегу которой обосновалась деревня, куда путешественники подъехали на закате.
Поселение не отличалось большими размерами. Несколько белых домиков с камышовыми крышами, окруженных огородами и сараями, неподалеку от квадратной площади и церкви. Церковь тоже была белая, в форме креста, чьи равные ответвления, каждое заканчивавшееся небольшим треугольным фронтоном, смотрели на четыре стороны света, чтобы поп мог служить службу лицом к востоку. Позолоченный купол с греческим крестом увенчивал центральную часть и горел в лучах заходящего солнца. Повсюду копошились куры и утки, а над рекой вились розовые, как заря, зимородки.
Остановка кибитки перед почтовой станцией, построенной у дороги, несколько в стороне от деревни, вызвала панику у двух жирных дроф, которые торопливо улетели, тяжело хлопая крыльями. Осмотревшись вокруг, кучер сказал что-то, понятное только Гракху. Смышленый подросток с пользой употребил время пребывания в Одессе и уже разбирался в трудностях русского языка.
— Он говорит, что мы в станице Великой и что это казачья деревня, — перевел он.
— Казачья? — воскликнул Жоливаль, в котором это слово пробудило дремлющую любовь к истории. — Как это возможно? Судя по тому, что я знаю, мы находимся на бывшей территории запорожцев, истребленных в прошлом веке Екатериной Великой.
— Не всех же она истребила, — рискнул вмешаться Крэг. — Кто-нибудь и остался.
