— Ну, самонадеянно. Нахально!
Винни скроила свою неподражаемую надменную гримаску и рассмеялась таким недобрым смехом, что у Мика на душе заскребли кошки.
— Меньше всего меня можно обвинить... в бесстыдстве, выражаясь вашими словами!
Да, Мик готов был признать, что выразился грубо, но он почувствовал себя, как бы это сказать, уязвленным, что ли?
— Ладно, ладно! Вы женщина хорошая, воспитанная и желаете мне добра. Только напрасно думаете, что на вас держится весь белый свет!
— Ха! — Она подняла голову и решительно отложила ручку. — Ни о чем подобном я и не думала! Дай Бог мне удержаться на собственных ногах! Это тоже, знаете ли, проблема! Страшно даже подумать. — Тут ее лицо затуманилось, и Мик залюбовался тонкой игрой изящных, подвижных черт. Лицо у нее было такое милое... А на уме — одно сплошное упрямство!
— Вам и страшно всегда оттого, что мир не желает плясать под вашу дудку. Дескать, вдруг кто об этом прознает и свалит на вас всю вину?
— Это неправда! И «узнает».
— Че?
— Извините?
— Ох... — Ну конечно, она снова его поправляет! «Узнает». — Вы боитеся, что не все окажутся такие правильные, как вам хочется!
— «Боитесь»!
Мик обиженно умолк. Что за глупые игры!
Он раздраженно швырнул на стол карандаш, так что его острый кончик прочертил на бумаге какую-то закорючку, прежде чем замер неподвижно.
— Все, что я могу сказать, голуба, — со вздохом промолвил он, — чертовски глупо пытаться отвечать за весь белый свет. Тем более что слишком многое в нем зависит не от нас и не наша рука бросает эти кости!
Что бы он ни пытался ей объяснить, Эдвина не поняла ни слова. Однако, судя по мягкой улыбке и ласковому взгляду, мистер Тремор не имел в виду ничего обидного.
Он снова взялся за карандаш и стал выстукивать какой-то ритм, задумчиво бормоча:
— Хотя, конечно, иной раз так и подмывает схватить удачу за хвост! — И он добавил довольно игриво: — Вот, к примеру, как сейчас. Кто знает, что любой из нас может отколоть в следующую секунду?
Эдвина невольно отшатнулась. Снова мистер Тремор поймал ее на удочку своей демагогии!
Она все еще не могла сказать с уверенностью, удастся ли ей превратить крысолова в виконта, зато знала совершенно точно: этот уличный философ заговорит до смерти любого профессора.
— Не пытайтесь высказываться за меня! — сказала она. — Я не собираюсь ничего... «отколоть»!
— Но ведь могли бы?
— Ну да, могу, но не буду!
— Ох, помяните мое слово, в один прекрасный день вы себя не узнаете! — расхохотался он.
