— Условие, — поправил Кобяк. — Единственное условие! И только в случае его исполнения я смогу открыто признать свое полное поражение — ведь этого ты хочешь от меня, князь?
Кобяк смотрел прямо на Святослава Киевского, и князь не мог разглядеть в ханских глазах даже проблеска эмоций. Так говорили деревянные языческие идолы, если верить старым легендам.
— Хорошо, — наконец принял решение князь. — Мы возьмем в Киев твоего араба, но пускай он поменьше попадается нам на глаза.
— Он постарается. — Удивительно, но губы Кобяка растянулись в улыбке.
Не повредился ли хан в уме после поражения? Святослав представил себя на его месте, расстроился, но затем припомнил, как в годы молодости сам попал в половецкий плен и был выкуплен у одного из ханов за прирученного галчонка, умевшего передразнивать голоса людей. Старое унижение окатило душу подобно грязевому обвалу, и жалость к половецкому хану растаяла сама по себе.
— В обоз их! — распорядился Святослав, указывая на Кобяка и жмущегося к нему Аль-Хазреда. — Войску приказ: домой!
Еще не вернулись передовые отряды под командой князя переяславского, посланные на поиски половецкого обоза, как первые телеги киевлян потянулись на север. А гребцы в насадах, поплевав для верности на ладони, ударили веслами по непокорной днепровской воде, чье течение придется теперь преодолевать в неблизком пути до столицы.
* * *
Владимир Переяславский опоздал. Обоз Кобяка ушел, и его следы оказались так запутаны, что дружинники только разводили руками. Настораживало то, что на части отпечатков ясно были видны следы подков, а половцы не любили ковать лошадей.
Владимир не знал точно, но мог догадаться, что его опередила дружина князя Игоря Святославича. Он был прав в этих догадках, но вот судьба самого обоза оказалась непредсказуема.
В день битвы половецкие вежи были составлены традиционными окружностями, превратившись в мобильные, хорошо укрепленные крепости на колесах. Рассыпавшееся по степи охранение издалека могло заметить опасность, а оставшиеся при обозе лучники должны были продержаться до подхода основных сил. Выпущенные на выпас волы и верблюды при нападении отпускались с привязи, и обезумевшие от страха животные были способны расстроить любой боевой порядок.
Вестником поражения стал прискакавший на взмыленном коне шаман. В отсутствие ханов он взял командование на себя, приказав сниматься с места и уходить назад, в степь.
Но было поздно. С юга, где нападение было маловероятно, к половецким вежам приближалась русская конница.
