Так начался поход на половцев: русские убивали русских.
Обычно начался.
Почему?
* * *
Тридцатого июля 1184 года войско хана Кобяка было наголову разбито у Орельского городка в двух сражениях. Особо отличились дружинники князя Владимира Глебовича, стремившегося загладить глухое недовольство, которое зрело в русском войске из-за его выходок.
Пойма реки Орели была усеяна сотнями трупов. Пленных старались не брать, такая ненависть охватила противников. Кони шли по брюхо в крови, и воды реки не могли ее смыть, поскольку и сама река поменяла цвет на красный.
Русские князья, даже не поменяв коней после битвы, подъехали к сбившимся в кучу пленникам. Только строжайший приказ смог сохранить жизнь половецким ханам и их приближенным.
Но спаслись не все. Святослав Киевский с некоторым злорадством смотрел на иссеченное мечами тело хана Тарсука, так и не пожелавшего сложить оружие. Очевидцы утверждали, что хан прикрывал бегство странно одетого половца с волчьей шкурой вместо плаща, но в это не верилось. Смерть исказила черты лица Тарсука, и хан ухмылялся, словно знал что-то неизвестное живым.
Отдельно от группы пленных стоял сам Кобяк, рядом с которым виднелась еще одна фигура — долговязая, в богатом, но порванном во многих местах халате и прекрасных сафьяновых сапогах. На долговязом не было доспехов. В горячке боя берендеи, прорубившиеся к ханскому бунчуку, собирались поднять все окружение Кобяка на копья, но хан своим телом закрыл долговязого, тем и спас от неминуемой смерти. Тем человеком был, конечно, наш старый знакомый Абдул Аль-Хазред.
— Вот и свиделись, — сказал Святослав Киевский, сверху вниз глядя с седла на хана Кобяка. — Как переменчива судьба.
Кобяк безразлично молчал, словно позор поражения лишил его умения вести беседу. Глаза хана бессмысленно смотрели сквозь княжеского коня на заваленный трупами берег реки, и маленькие слезинки стояли в морщинках, избороздивших лицо Кобяка.
Хан не плакал, просто ветер безжалостно высекал воду из широко открытых глаз половца. Хан не имеет права на слезы.
— Мне нужно в Киев, — сказал Кобяк. Слова давались ему с усилием, словно губы сопротивлялись сказанному.
— Что так? — поинтересовался Святослав.
— Мне нужно в Киев, — упрямо повторил Кобяк. — Говорить с тобой буду только там. И со мной обязательно поедет этот араб.
Кобяк плохо сгибавшейся рукой указал на стоившего рядом с ним Аль-Хазреда, суетливо кланявшегося киевскому князю.
— Уже ставишь условия? — насупился князь Святослав Всеволодич.
