Однажды в прозрачный августовский вечер Великий-Салазкин прогуливался за околицей города, прыгал с кочки на кочку, собирал бруснику для варенья, размышлял о последней выходке старика Громсона, который заявил журналу «Плейбой», что его многолетняя охота за частицей Дабль-фью суть не что иное, как активное выраженье мужского начала.
Тогда и появился первый из племени романтиков, наитипичнейший.
Он спрыгнул на развилке с леспромхозовского грузовика и пошел прямо в Пихты, а В-С из-за куста можжевельника наблюдал его хорошее романтическое лицо, сигарету, приклеенную к нижней губе, толстый свитер, желтые сапоги гиппопотамьей кожи и летящий по ветру шарфик «либерте-эгалите-фратерните». Когда он приблизился, В-С пошел вдоль дороги, как бы по своим ягодным делам, как бы посвистывая «Бродягу».
— Эй, добрый человек, далеко ли здесь Пихты? — спросил приезжий.
— Да тут они, за бугром, куды ж им деваться? — В-С раскорякой перелез через кювет и пошел рядом. — А нет ли у вас, молодой человек, сигареты с фильтром?
— Зачем тебе фильтр? — удивился приезжий.
— Для очищения от яду, — схитрил В-С, а на самом-то деле он хотел по сигарете определить, откуда явился романтик.
— Я, брат, солдатские курю, «Лаки страйк», — усмехнулся приезжий и протянул лесовичку пачку «Примы» фабрики «Дукат».
— Из столицы, значит? — спросил Великий-Салазкин, крутя в пальцах затхлую полухудую сигаретку, словно какую-нибудь заморскую диковинку.
— Из столицы, — усмехнулся приезжий. — Точнее, с Полянки. А ты откуда?
— Мы тоже с полянки, — хихикнул В-С и даже как-то смутился, потому что этот хихик на лесной дороге да в ранних сумерках мог показаться и зловещим.
Однако романтик был отнюдь не из тех, что дрожат перед нечистой силой.
— Вижу, вижу, — сказал он. — По ягодному делу маскируешься, а сам небось в контакте с Вельзевулом?
— Мы в контакте, — кивнул В-С, — на столбах, энергослужба.
— Понятно, понятно, — еще раз усмехнулся романтик, и видно стало, что бывалый. — Электрик, значит, у адских сковородок?
— Подрабатываем, — уточнил Великий-Салазкин. — Где проволочка, где брусничка, где лекарственные травы. На жизнь хватает. А вы, кажись, приехали длинный рублик катать?
— Эх, брат, где я только не катал этот твой рублик, — отвлеченно сказал романтик, и тень атлантической тучки прошла по его лицу.
— А ныне?
— А ныне я физик.
— У, — сказал Великий-Салазкин. — Эти гребут!
— Плевать я хотел на денежные знаки, — вдруг с некоторым ожесточением сказал приезжий.
