— Не стоит, — сказал Бейли. — Мне интересно вас слушать. Я, видите ли, несколько лет был в отъезде. Только сегодня вернулся. Здесь все так изменилось.
— Конечно, изменилось, мистер м-м-м… мистер. Конечно, изменилось. Все меняется, эт-то точно. Бармен! — вдуг заорал Ваймен. — Почему м-мне до сих пор не налили?
Бейли стиснул зубы, приготовившись стать свидетелем неприятной сцены. Ему не хотелось, чтобы его вышвырнули отсюда вместе с Вайменом. Он хотел отдохнуть в прохладной темноте, в запомнившейся с прошлых времен элегантности красного дерева и ворсистых ковров, потягивая одинарную порцию слабого разбавленного шотландского виски — все, что он мог позволить себе, он собирался провести здесь около часа и попытаться вернуть себе прежнюю уверенность. Они предупредили его, что Сан-Франциско, как и любой другой американский город, сильно изменился; но они не сказали ему, что эти изменения могут оказаться настолько шокирующими.
Бармен посмотрел на Ваймена, пожал плечами и налил ему. Еще один симптом, подумал Бейли. Прежде в таверне Дрейка ни за что не стали бы обслуживать до такой степени напившегося посетителя. Но и оформление таверны в стиле королевы Елизаветы, если приглядеться попристальнее, довольно-таки изменилось. Все вокруг стало ветхим и пыльным.
— Вы говорили, что занимаетесь научно-исследовательской работой — совершенствуете компьютеры? — спросил Бейли в надежде утихомирить Ваймена.
Уловка сработала. Речь Ваймена стала более внятной:
— Да. В медцентре. Или, вернее, я занимался этим до сих пор. До вчерашнего дня. Теперь уже не занимаюсь. Исследовательскую программу аннулировали. А результаты этой работы могли бы стать самыми ошеломительными с тех пор, как — с тех пор, как — нет, еще более ошеломительными. Меняющими фундаментальные понятия!
— А что это была за программа?
Наверное, речь шла о программе, теоретические аспекты которой широко обсуждались до того, как Бейли заболел. Прямая связь человека с машиной была предметом разработок в течение уже многих лет; и, конечно, уже достаточно привычными стали работающие на батареях и управляемые нервной системой протезы конечностей человека, они были разработаны где-то в 1980 году. Но объединение в одно целое мозга и компьютера представляло собой трудности другого порядка. Само соединение не было проблемой. При этом не требовалось подсоединение к черепу проводов и всякой другой ерунды. В результате усиления и индукции импульсы могли перемещаться в обоих направлениях — от нейтрона к транзистору и обратно — по электромагнитным каналам. Но как создать общий язык для такой связи? Этот вопрос еще не был решен. Ни разу не было зафиксировано, что определенной мысли соответствует определенное изображение на энцефалограмме, все данные свидетельствовали об обратном. Мысль была невероятно сложным отражением функционирования всей корковой системы.
