Записные книжки (1925-1937) | страница 25





Входит, уходит, смеется, застреливается.



Два брата-ренегата. Рене Гад и Андре Гад.



Был у меня знакомый, далеко не лорд. Есть у меня знакомая дама, не Вера Засулич. Художник, не Рубенс.



— Вы марксист?

— Нет.

— Кто же вы такой?

— Я эклектик.

Стали писать — «эклектик». Остановили. «Не отрезывайте человеку путей к отступлению».

Приступили снова.

— А по-вашему, эклектизм — это хорошо?

— Да уж что хорошего.

Записали: «Эклектик, но к эклектизму относится отрицательно.



Счастливец, бредущий по краю планеты в погоне за счастьем, которого солнечная система не может предложить. Безумец, беспрерывно лопочущий и размахивающий руками.



Ваше твердое маленькое сердце. Плоское и твердое как галечный камень.



Ария Хозе из оперы Бизе.



Чудесное превращение двух служащих в капитана и матроса. Буйный ветер нас гонит и мучит. Есть, капитан.



«Молю о скромности и тайне» (романс).



В первые минуты бываешь ошеломлен бездарностью и фальшью всего — и актеров и текста. И так на самом лучшем спектакле.



Я, как ворон, по свету носился,
Для тебя лишь добычу искал,
Надсмеялся над бедной девчонкой,
Надсмеялся, потом разлюбил.


Сквозь замерзшие, обросшие снегом плюшевые окна трамвая. Серый, адский свет. Загробная жизнь.



Это был не кто иной, как сам господин Есипом. Господин Есипом был старик крутого нрава. Завещание господина Есипома. Господин Есипом не любил холостяков, вдов, женатых, невест, женихов, детей — он не любил ничего на свете. Таков был господин Есипом.



Отрез серо-шинельного сукна. Теперь я сплю под ним, как фельдмаршал.



Когда в области темно-синего кавалерийского и светло-синего авиационного сукон обнаружатся новые веяния, прошу меня известить.



Мне обещали, что я буду летать, но я все время ездил в трамвае.



Вы даже представить себе не можете, как я могу быть жалок и скучен.



Утро. Тот его холодный час, когда голуби жмутся по карнизам.



Привидений господин Есипом не любил за то, что они появляются только ночью, а фининспекторов за то, что они приходят днем.



Если у нас родятся два сына, мы назовем их Давид и Голиаф. Давида мы отдадим вам, а Голиафа оставим себе.



Аппетит приходит во время стояния в очереди.



Можно собирать марки с зубчиками, можно и без зубчиков. Можно собирать штемпелеванные, можно и чистые. Можно варить их в кипятке, можно и не в кипятке, просто в холодной воде. Все можно.



Это я говорю вам, как Ричард Львиное Сердце.



Звезда над газовыми фонарями и электрическими лампами Сивцева Вражка.



Удар наносится так: «Дорогой Владимир Львович, — бац»…