Клацнул передергиваемый затвор трехлинейки.
И вслед ему другие.
Мишель знал, по фронту помнил этот характерный звук. И как фронтовик понимал, что вот теперь, скоро, начнется стрельба и что пули, рикошетом метаясь по кухне, могут зацепить Анну.
Он подумал, не бежать ли через черный ход, но услышал, как по ту сторону двери кто-то возится. Нет, не дураки солдаты, чтобы не поставить на черной лестнице караул.
Мышеловка захлопнулась.
— Слышь чего говорю, не балуй, вашебродь, не то гранату кинем! Давай сюда оружие.
— У меня нет оружия! — громко сказал Мишель.
На кухню из-за косяка опасливо сунулась и тут же скрылась чья-то голова.
— Там баба! — громко сказал голос.
И тут же в раскрытую дверь разом ввалились, заполняя собой тесное пространство кухни, солдаты. Человек, пожалуй, шесть. Мишеля обступили, сорвали со стула, охлопали по карманам и бокам.
— Точно — нету!
— Господа, это какое-то недоразумение... — начал было Мишель.
Но его перебили:
— Какие мы те господа? Господ ныне нету — перевелись все!
— Ну хорошо, пусть... товарищи... солдаты... Случилась совершенно нелепая ошибка...
Но его никто не желал слушать.
— Надо бы бабу для порядку обыскать, — предложил кто-то из солдат. — Может, он ей револьверт сунул. А ну как она нам вслед стрельнет?
И то верно. Кто их господ разберет. И такое тоже бывало... Всякое бывало!
— Барышня, руки-то поднимите! — приказали солдаты.
— Что вы хотите?... Как вы смеете?! — смертельно побледнев, возмутилась Анна.
— Вы бы, барышня, не противились, а то, неровен час, зашибем по неосторожности, — предупредил пожилой солдат, кажется, старший здесь.
Было видно, что ему не очень-то хочется обыскивать женщину, но получать в спину пулю — и того меньше.
Кто-то из солдат потянул к Анне руки.
— Оставьте ее, у нее ничего нет! — крикнул Мишель. — Не смейте ее трогать!...
— Ага, вишь, как забеспокоился! — удовлетворенно ухмыльнулся кто-то. — Надо у ей под юбкой, под юбкой пошарить. Бабы они завсегда там все прячут!
Анну бросило в жар.
— Не сметь! — рявкнул Мишель, кидаясь ей на помощь. Отбросил в сторону ближнего солдата, так что тот отлетел к стене, опрокинув на себя какие-то кастрюли, замахнулся было на другого, но его ловко сшибли с ног ударом приклада, насели сверху, прижимая лицом к полу.
— Не балуй, вашебродь, не балуй!...
Там, сбоку, где он не мог видеть, что-то происходило. Что-то стыдное и страшное.
— Если вам так надо, так угодно... я сама!
Зашуршала одежда.
— Вам довольно? — еле сдерживая гнев, спросила Анна. — А теперь, пожалуйста, отпустите моего мужа. Прошу вас! Мы только сегодня обвенчались!
